Потому в этот полуденный час голоса за дверью показались ей странными, так как все два дня, что она провела в тюрьме, было очень тихо, и лишь изредка доносился писк мышей, снующих под ногами, и шум завывающего снаружи ветра. Заскрипел засов, и Машенька, сцепив руки, с сильно бьющимся сердцем уставилась болезненным взором на входящих.
— Ваше сиятельство, проходите, она именно здесь, — раздался мужской голос, который Машенька вмиг узнала. В камеру вошла полная изысканная дама в дорогом рединготе и шляпке с вуалью, которая полностью скрывала лицо, и тот самый комендант крепости Глушков, который два дня назад встречал их у входа в крепость.
— Я бы хотела переговорить с госпожой Озеровой наедине, — бросила повелительно вошедшая дама.
— Да, конечно. Из всегдашнего расположения к вам, Екатерина Семеновна, — заискивающе начал комендант. Но дама властно приказала:
— Не надо имен!
— О, извините! Конечно, я оставлю вас наедине. Говорите. У вас есть четверть часа.
— Этого вполне достаточно, — согласилась княгиня.
Понятливо кивнув, Глушков быстро вышел и плотно закрыл за собой железную дверь. Оглядев дрожащую девушку в синем закрытом платье и в тонком рединготе, княгиня холодно осведомилась:
— Я пришла справиться о вашем здоровье, дорогуша.
Несчастно посмотрев на даму, Машенька наконец узнала ее даже под вуалью и тихо пролепетала:
— День добрый, Екатерина Семеновна, я здорова, но здесь жутко холодно.
— Да, я понимаю, это ведь тюрьма, — равнодушно заметила княгиня Д., брезгливо поморщившись, обвела взором камеру и спросила: — Вам что-нибудь надобно, милочка?
— Я хотела написать письмо, если это возможно. Мой надсмотрщик игнорирует мои просьбы.
— Вы собираетесь писать Григорию Петровичу? — спросила княгиня, и Маша, опешив от ее догадливости, кивнула. Княгиня недовольно произнесла. — Этого не следует делать.
— Но как же он узнает о моем теперешнем положении и о том, что я в…
— Он знает обо всем, — отрезала княгиня Д., перебив девушку.
— Знает? Но…
— Я вам сказала, милочка, что он знает обо всем, и не следует ему ничего писать, — жестко добавила Екатерина Семеновна, нахмурившись. — Письмо могут перехватить, получится грандиозный скандал, и пострадают многие люди. Вы же не хотите этого?
— Нет, — согласилась Маша, не понимая, к чему клонит княгиня. Девушка прекрасно знала, что княгиня Д. занимает приближенное, высокое положение при императрице, и ее влияние при дворе было очень велико. Девушка подумала, что, возможно, княгиня пришла, чтобы ей помочь. И, видимо, она обо всем знает, раз говорит о Чемесове и так уверена в своих словах.
— И вообще, я советую вам не упоминать имя господина Чемесова где бы то ни было, на допросе или еще где, — добавила княгиня.
— Но ведь он говорил, что поможет мне…
— Возможно. Но вы прекрасно понимаете, дорогуша, что за Григорием Петровичем стоят могущественные люди, которые могут пострадать, если вы раскроете рот.
— Да? — пролепетала Машенька.
— Естественно. Или вы думали, что о той вещи, которую дал вам Григорий, более никому неизвестно?
— Неужели вы тоже знали? — опешила девушка, в этот момент осознавая, что княгиня и есть одна из тех самых людей.
— Вот именно. Посему советую вам молчать о том, кто вас надоумил… — она запнулась и тихо добавила, — сделать то, что вы сделали.
— Я лишь хотела помочь Григорию…
— Я понимаю вас, милочка. И потому обещаю, при условии, что вы сохраните все в тайне, как вам и велено, что похлопочу о вашем скорейшем освобождении.
— Но как долго мне и моим близким оставаться в этой тюрьме?
— Пока не знаю. Мы можем помочь вам, но только в том случае, если вы будете молчать.
— Но я боюсь, что не смогу выдержать здесь долго, — в слезах пролепетала девушка. — Здесь так жутко холодно и везде мыши…