-Как? Как? Ну, конечно. Климат, это надо Вам знать, Ваше сиятельство, там весьма, довольно пригоден. Это, стало быть, в Корну́е.
-Где-где?
-В Корнуе, Ваше сиятельство, это на юге. Корнуй-то, он у нас остров или полуостров, точно знать не могу, но он в море. И мы про этот Корнуй во времена давние ничего и не слыхивали совсем, хотя он большой достаточно. Но у нас появился, восемьсот лет назад, царь наш батюшка Александр Владимирович, будь он покоен, благодетель. Вот он-то у нас во всё время на водный простор тянулся, чтобы по глади морской ходить аки посуху.
-Аки что? - не разобрав смысла выражения, наморщила носик Лаура.
-Аки посуху, то бишь на кораблях. То бишь цельная флотилия стала быть. И всё тут, а там тогда дикари дикие жили.
-Где там? - снова не поняла девушка.
-Я ж и говорю, что на острове. Остров-то Корнуй был полон дикарями. И покорить его, поэтому совершенно никакой возможности не представлялось. И прошло целых триста... ну, да... триста лет, прежде чем мы этот остров в море покорили.
-То есть дикари Вам всё-таки подчинились?
-Само собою, Ваше сиятельство, это уж знаете ли, не без этого. Это всё матушка... Матушка царица наша, Мария Александровна, будь ей покой, это она для нас постаралася.
-Зачем же Вам нужен был этот остров? У вас и так земель полно! - недоумевала заграничная графиня.
-Нет, Вы не скажите, - Алионисий Алфович даже побледнел от такого необыкновенного и судя по всему неожидаемого им вопроса. - Вы же, Вы не видали Корнуя никогда. Да что ж Вы говорите, Ваше сиятельство, это совсем, извините. Но там же пальмы! - вдруг воскликнул он и зачем-то вскочил. - Там пальмы! И чудеса! Розы! Лилии! Магнолии! Кипарисы! Кедры в горах! Там летают чайки и дельфины! И ещё орхидеи и водопады! И... и... и солнце! Представляете себе, солнце и море! Лазурное, бескрайнее море...
Я помню, как пришла весна в Корнуй:
На реках наступило половодье,
А в море шторм с утра и до заката
И чайки пролетали над волной.
Но это только водная стихия,
В лесах тогда звенела птичья трель,
Капель журчала, распускались почки
И солнце землю грело целый день.
Я помню как, раз встав однажды утром,
Я ощутил цветочный аромат,
А кипарисы, свечи для влюблённых,
Вонзались в небо, рассекая мрак.
И лился свет на берег бесконечно,
А вслед за тем в Пелю́з пришли дожди
И радугой сменились над горами,
И гимн весне пропела тотчас жизнь.
Блестели золотом долины и хребты,
Просторы снова заполняла зелень,
С гор к берегам дул ветер лишь весенний,
И, помнится, везде росли цветы.
Закончив декламировать стихи, граф обнаружил, что Лаура с Роджером сидят в некоторой мечтательной задумчивости. Мадмуазель Рейнгольд и её лакею казалось, что уже наступила весна и что Корнуй находится не где-то далеко в южном море, а прямо тут, прямо за окном.
-Какое... какое стихотворение красивое... - прошептала барышня.
-Да, стих этот мой дед по материнской линии сочинил, и его даже напечатали когда-то давно в одном журнале или сборнике, - не без гордости ответил Алионисий Алфович, уперев руки в бока. - Дед-то ездил с нашим позапрошлым императором в Корнуй, поскольку, надо вам знать, что туда постоянно все наши императоры и многие дворяне приезжают. Да... приезжают, стало быть, есть туда дорога сухопутная, знать бы где она.
Опять цветы на подоконнике
И лучик света из окна,
Я вспоминаю, сидя в комнате:
"Тогда в Корнуй пришла весна".
Добавила от себя Наталья Евгеньевна. И, слегка покраснев, призналась, что эти четыре строки её собственного сочинительства.
И все замолчали. Роджер вспоминал дом и представлял Корнуй, и сравнивал свою страну с южным островом в своём воображении. А Лаура думала о птицах и цветах, о родителях и о белоснежном особняке на холме, в котором она жила на Родине... Ах, если бы туда можно было бы вернуться, мгновенно перенесясь над заснеженными полями в родные края.
-Господа графы, Корнуй, конечно, место весьма замечательное, - неожиданно раздался голос Тимофея, - но я осмелюсь всё-таки перевести нашу беседу в несколько иное русло. Ведь мы к Вам, Алионисий Алфович с дельцем одним важным прийти изволили.
-С каким же то дельцем, позвольте узнать, - спросил у него Далецкий.
И учитель немного натянуто улыбнулся в ответ.
За окнами давно уже стемнело, и на главных улицах Мазовецка зажглись фонари. Метель вроде бы поутихла, но снегопад продолжался, и все порядочные люди давно уже убрались восвояси, то есть попрятались по домам.
-Но моим-то обормотам до порядочности далеко, равно как и до неба, - усмехнувшись, произнёс граф Далецкий и закурил сигару.
-Ах, и ежели бы твой брат один, Алионисьюшка, места себе не находил, то я бы ещё рукою махнула, - запричитала Наталья Евгеньевна. - А так выходит, что и Никиточка пакостям всяческим у дядьки учится, - она вздохнула печально и подперла голову рукой. - А теперь вдобавок и вот какая история.
-Но, господарка моя, - очень учтиво обратился к госпоже Далецкой школьный учитель, - навряд её сиятельство, графиня Рейнгольд, каким-либо образом сумеет навредить репутации Никиты Алионисьевича.
Весь этот разговор происходил уже после того, как Тимофей Афанасьевич рассказал Далецким, по какому делу он пришёл к ним с иностранцами.
-Ох, - совсем почему-то расстроившись, пояснила лендзянка, - да, я вовсе и не за Никиту сейчас переживаю. Я беспокоюсь о чести молодой графини. Такая благовоспитанная девушка, и совсем одна...
-А Вам, госпожа, не стоит беспокоиться по этому поводу, - тотчас посоветовал ей Роджер. - У Лауры Альбертовны есть я и ещё двое спутников, и мы всегда ей поможем и без защиты её не оставим.
-Я в этом и не сомневаюсь, - рассмеялась Наталья Евгеньевна и ласково поглядела на молодого человека. - Но, скажите мне, мой хороший, кто поможет Вам в этой стране и кто Вас защитит?
Роджер смутился на секунду, но быстро собравшись с мыслями, склонил голову перед Далецкой и ответил:
-Мы потому-то, госпожа графиня, и обратились к семье Вашей за помощью. Может быть, выглядит это слишком... как сказать... навязчиво. Но Вы, пожалуйста, простите нас. Мне кажется, что в Гиперборее у вас так сложно отыскать по-настоящему приличных людей. И поэтому вы первые к кому мы смогли обратиться со своим... м... делом.
Наталья Евгеньевна, выслушав Роджера, поднялась и подошла к камину. Несколько минут она глядела на пляшущие огни и верно думала о чём-то своём.
-Горжий с Никитой сейчас, скорее всего, в трактире, - произнесла, наконец, госпожа Далецкая. - Впрочем, почему бы Вам не подождать до утра. Они вернутся, и тогда я сама познакомлю Вас с ними.
-О, нет! Ждать я не хочу! - тотчас с присущей ей категоричностью отрезала упрямая Лаура. - Утром я желаю уже быть у начальника гарнизона. А потому знакомство с Горжием Алфовичем и Никитой Алионисьевичем мне нужно свести немедленно, прямо сейчас.
-Ваше сиятельство, помилуйте, - басом взмолился граф Далецкий из глубины дымного облака, - но трактир! Неужто Вы осмелитесь зайти в эту пучину разврата!
-Я очень, дорогая моя, не советую Вам делать этого, - прибавила Наталья Евгеньевна к словам мужа и своё веское замечание.
Но Лаура Альбертовна была непреклонна. К тому же, у неё на Родине, как и в любой другой стране мира, имелись трактиры. И, насколько было известно девушке, трактиры на её Родине ничего опасного, а также развратного из себя не представляли. И по этой причине ей было совершенно неясно, что же может произойти с ней плохого среди ночи в трактире гиперборейском. Графы Далецкие долго пытались отговорить Лауру от необдуманного поступка, но в итоге Наталья Евгеньевна сдалась:
-"La marguerite gaie", так, кажется, называется этот трактир, верно, Тимофей Афанасьевич? - уточнила женщина.
-Не могу знать, - вытянув шею и приподняв брови, тотчас же заметил Тимофей.