Областной комитет КП(б)У обсудил вопрос, принимать ли участие в «политическом совещании». Большевики, конечно, заранее знали, что псевдосоциалисты пойдут на соглашение с оккупантами, однако решили направить на совещание Ивана Клименко, чтобы разоблачить предательскую линию мнимых «друзей народа».
Совещание проводилось на квартире правого эсера Кулябко-Корецкого. Когда все собрались, наступило тягостное молчание. Никто не хотел первым высказать свое отношение к иноземным захватчикам, чувствовалась растерянность соглашателей. Тогда слово взял представитель подпольного областкома большевиков Клименко.
— Собравшимся не о чем говорить, потому что они пожинают позорные плоды своей прежней политики,— гневно заявил «Сергей». — Интервенты в Одессе,— этот факт невозможно отрицать. «Добровольцы» наглеют не по дням, а по часам и уже грозятся перевешать на столбах всех социалистов. А господа «социалисты» по-прежнему расписываются в собственном бессилии и палец о палец не собираются ударить, чтобы помешать войскам Антанты развивать и углублять интервенцию. При этом отсутствие конкретных дел прикрывается пышной фразой и словесными потоками с различных трибун. Интеллигентское шатание и ничегонеделание, мещанское брюзжание и подобострастное угодничество — вот то, что ждет вас в конечном счете. Этот позор не простит трудовой народ! Только большевики, которых вы предаете, готовы последовательно и до конца бороться против иностранной оккупации и отечественной реакции. Бороться решительно и непримиримо — вот что собираемся мы делать. Уведомить вас, господа, об этом и поручил мне большевистский областком.
Собрание замерло и молча слушало Клименко. Его бичующие слова, словно камни, обрушивались на головы собравшихся интеллигентов. Но вдруг раздался истерический выкрик правого эсера Рихтера:
— Видите, видите... я говорил... послушайте, что говорит представитель большевиков! С ними разве можно сговориться?!
И тут поднялся невообразимый шум. Лидеры соглашательских партий повскакивали с мест и, возбужденно жестикулируя, стали обвинять большевиков в непримиримости и сепаратизме. Когда страсти немного улеглись, Кулябко-Корецкий предложил:
— В виду высказанного представителем большевиков собрание приходится закрыть до более благоприятного момента в политической обстановке.
— До восстановления Советской власти! — добавил Клименко, одеваясь.
Собрание разошлось, так ничего и не решив.
В результате хозяйничания в Одессе антантовских войск и без того крайне тяжелое положение рабочего класса ухудшалось с каждым днем. Город был блокирован с суши войсками Директории. Привоз продуктов из сел прекратился, и население Одессы жестоко страдало от голода, в то время как союзническо-«добровольческие» круги не испытывали ни в чем нужды, кутили и пьянствовали. Вместо обещанной продовольственной помощи иностранные коммерсанты предлагали дорогую мануфактуру, парфюмерию, предметы роскоши. К началу 1919 года число безработных достигло огромных размеров. Но и те, которые работали, не могли прокормить свои семьи из-за огромной дороговизны и спекуляции товарами первой необходимости на черном рынке.
Меньшевики и эсеры произносили, как обычно, речи, обращались с просьбами к местной буржуазии о сборе пожертвований в фонд безработных, иногда становились в позу — ходили к военным властям и выражали протест против произвола и расстрелов прямо на улицах ни в чем не повинных граждан. Но, как и следовало ожидать, зов одесских «легальных социалистов» к буржуазии оставался гласом вопиющего в пустыне, а на их «протесты» власти попросту не обращали никакого внимания.
Видя, что меньшевики, эсеры и другие соглашательские партии не могут и не собираются вести революционной борьбы с оккупационно-белогвардейским режимом, установленным в Одессе, многие рабочие, которые до этого были еще в плену соглашательских взглядов, стали решительно переходить на сторону большевиков. Чтобы не допустить этого и как-то упрочить почву под ногами (а заодно выслужиться перед оккупантами), меньшевики и эсеры развернули бешеную антисоветскую кампанию, в устной агитации и через свои легальные газеты выливали на большевиков ушаты грязной клеветы и измышлений.