Кровь Жанны Лябурб еще теснее сплотила французских коммунистов с коммунистами России. «...Убийцы не достигли цели. Мертвая француженка Жанна Лябурб стала еще более известной, чем живая. Одно ее имя стало символом борьбы» [116], — писала газета «Юманите» почти через сорок лет после гибели отважной французской коммунистки.
Расстрелом Жанны Лябурб, Елина, Штиливкера и Винницкого не закончилась, однако, расправа оккупантов над членами французской группы Иностранной коллегии. Днем 2 марта на Тираспольской улице был схвачен активный работник редакции газеты «Le communiste» Исаак Дубинский. А вечером в тот же день в здании купеческой биржи, на балу, устроенном обществом волонтеров союзных армий, такая же участь постигла Александра Вапельника. Зная о гибели товарищей, он в качестве бывшего французского волонтера отправился на бал, чтобы восстановить нарушенные связи с французскими солдатами, активно помогавшими коллегии, предупредить их о случившемся, сообщить новые явки.
Дубинский содержался во французской контрразведке до 7 марта, подвергался жестоким пыткам. Несколько раз его водили на расстрел и вновь возвращали в душный подвал, надеясь, что он все же выдаст товарищей по подполью. Но палачи просчитались,— Дубинский не проронил ни слова. 7 марта по приговору военно-полевого суда оккупантов он был расстрелян. Такая же судьба постигла и Вапельника. Сохранились сведения о героической стойкости Дубинского при объявлении приговора. Перед самой казнью он попросил папиросу, спокойно выкурил ее и сказал палачам:
— Большевизм — это мой идеал, моя мечта, я радостно умираю за нее!
В вышедшем после расстрела Дубинского номере газеты «Коммунист» участники одесского большевистского подполья писали: «Славная жизнь и смерть т. Дубинского лучше всего говорит о силе и красоте нашего движения. Человек, так бестрепетно принимающий смерть, должен быть воодушевлен великими идеалами» [117].
И. Дубинский. Его предсмертная записка матери, посланная из контрразведки.
Вскоре Одесская коммунистическая организация понесла еще одну очень тяжелую утрату. 15 марта 1919 года эсер Ройтман, ранее служивший чиновником особых поручений при градоначальнике Мустафине, выдал французской контрразведке Николая Ласточкина.
Случилось это при таких обстоятельствах. В середине марта, когда советские войска начали наступление на Березовку, стало ясно, что Одесса вот-вот будет освобождена от оккупантов. Областком поставил перед большевистскими ячейками задачу готовиться к переходу власти в руки Совета рабочих депутатов и создавать боевые дружины для поддержки, в случае необходимости, операций советских войск по изгнанию интервентов и белогвардейцев из Одессы. С этой целью был образован подпольный Совет, куда вошло около 60 рабочих — представителей одесских предприятий. Председателем был избран Николай Ласточкин.
После первых заседаний Совета Ласточкин решил добыть через Ройтмана и связанных с ним белогвардейских офицеров исчерпывающие сведения о месторасположении и составе вражеских сил, чтобы передать их в штаб советских войск. Ройтман в это время служил в деникинской контрразведке и за деньги иногда передавал большевикам некоторые материалы политического и военного характера. Правда, областком и без этого имел вполне достаточные данные о воинских частях интервентов, но Ласточкин считал необходимым вновь воспользоваться случаем для их уточнения. Идя на свидание, которое должно было состояться в одном из кафе в центральной части города, Ласточкин передал деньги областкома и свой паспорт Соколовской. Товарищи уговаривали его не идти в кафе, но Николай возражал:
— Мы с вами не специалисты военного дела, наши данные могут быть неточными. Так можно подвести Красную Армию, пролить лишнюю кровь. Надо идти!
Арестовали Ласточкина на улице. Едва вышел он с Ройтманом и белогвардейским полковником Прониным из кафе, как к ним подошли белогвардейские офицеры и объявили арестованными. Однако Ройтман моментально исчез, Пронин, пройдя несколько шагов, также был отпущен, а Ласточкина увели в неизвестном направлении. Его арест и местонахождение интервенты держали в строжайшем секрете, но вскоре члены областкома все же узнали, что Ласточкин содержится на оборудованной под плавучую тюрьму барже № 4, которая под охраной французских военных кораблей стояла у Андросовского мола. Здесь его зверски пытали, требуя раскрыть подпольную коммунистическую организацию, сообщить о составе и местонахождении членов Иностранной коллегии. За эти сведения обещали большие деньги и, кроме того, заграничный паспорт для выезда за границу.