Гауптштурмфюрер СС Штекер видел следующие причины этого «легального саботажа»: учителя в основном старые и больные люди, лишенные энергии, сломленные жизнью в СССР; они не стремятся ни к чему, кроме покоя;
ко всем учителям проявляется мало внимания, их труд плохо оплачивается, и поэтому они плохо настроены;
значительная часть учителей считается с возможным возвратом советской власти и пытается поэтому как можно меньше скомпрометировать себя;
часть учителей настроена пробольшевистски и более или менее открыто поддерживает враждебные настроения юношества{74}.
Кроме того, много трудностей для оккупантов создавал и отдел культуры Симферопольского городского управления, который, по мнению немцев, работал отвратительно, даже не зная, что творится в школах, за которые он должен был отвечать.
Поэтому, учитывая все недостатки, отдел культуры Штаба пропаганды решил принять ряд мер, чтобы в следующем учебном (1943–1944) году система образования в Крыму отвечала всем требованиям оккупационных властей. Эти меры заключались в следующем.
С целью вызвать у молодежи чувство благодарности за «освобождение от большевизма» ей все время необходимо было внушать, что вся ее «трагедия… заключалась в том, что (она), стремясь служить своему народу, на деле служила еврейско-большевистской идее интернационализма»{75}.
В июне 1943 г. было принято постановление об обязательном школьном обучении, проект которого внес руководитель школьного отделения Симферопольского горотдела культуры Шалалиев. Это было связано с тем, что «за последнее время количество учеников резко упало (от 6 до 4 тыс.), хотя из них лишь небольшая часть, около 150 человек, отправлены в Германию… Наибольшую же часть представляют уклоняющиеся от учебы из-за страха перед трудовой повинностью»{76}. Одновременно командующий войсками Вермахта в Крыму пригрозил наказанием всем родителям, чьи дети без присмотра бродят по улицам, а не находятся на занятиях{77}.
За основу построения учебного процесса была взята немецкая модель, которая заключалась в следующем: «Когда командир производит смотр в своем полку, он выбирает место, с которого может видеть и владеть всем фронтом, и с этого места раздается его команда. Так и учитель: с одного места должен он господствовать над всем классом, и это место — учительская кафедра»{78}.
По поводу учебного процесса внес свои предложения и гауптштурмфюрер СС Штекер: на будущий учебный год должна была быть составлена новая учебная программа, которая могла бы оказать положительное пропагандистское влияние на молодежь; учителя должны были быть обязаны не проводить преподавание лишь формально и ежедневно, при каждой возможности, бороться с большевистским мировоззрением и ложными идеями учеников; в течение летних каникул должно было быть проведено политическое и практическое воспитание учеников; следовало вновь проверить директоров школ и учителей на основе их работы за истекший год, причем действительно надежные и энергичные люди должны были быть выдвинуты на руководящие посты; руководство отдела культуры и подотдела школ Симферопольского городского управления должно было быть вновь проверено и улучшено{79}.
Однако претворить эти планы в жизнь помешало начавшееся наступление Красной армии. Так происходили изменения в сфере образования. В сфере же собственно пропаганды, которая заключалась в руководстве культурой, прессой, кино и радио, дела обстояли следующим образом. Оккупационные власти уделяли большое внимание крымскому театру. Однако это внимание объяснялось не желанием поднять уровень местной культуры, а совершенно другими соображениями. Вот что было сказано в одном из приказов Штаба пропаганды «Крым»: «Артисты оккупированных восточных областей, поставившие себя в распоряжение немецких оккупационных властей, потому необходимы, что обширные пространства, удаленность и зимние затруднения в оккупированных районах еще более ограничивают возможность обслуживания войск нашими спортивно-туристическими организациями. Поэтому Фюрер хочет, чтобы артистам оказывали особое внимание и прежде всего обеспечивали их материально»{80}.
Следуя этому приказу, Штаб пропаганды «Крым» распорядился, чтобы в Симферопольском театре каждые четырнадцать дней появлялся новый спектакль. При этом отдел культуры Штаба принял особые меры с целью освободить прежнее помещение театра от расположенных там воинских частей. В результате уже с 25 мая по 5 июня 1943 г. в Симферопольском театре прошла премьера тринадцати спектаклей, а с 12 по 18 июня состоялись следующие мероприятия: 5 спектаклей для военнослужащих и гражданских лиц, 2 спектакля для военнослужащих и имеющих пропуска для ходьбы в запрещенное время, 1 спектакль для молодежи. Кроме этого, в «Солдатском доме» прошел один спектакль, а в городских госпиталях три. Наконец, Симферопольский театр дал еще два спектакля в Севастополе и провел два товарищеских вечера с участием артистов{81}.
После проведенных немцами мероприятий театральная жизнь несколько оживилась и в других городах Крыма. Так, в Ялте, изменив руководство театра и заменив «недостаточно ценные лица» лучшими, относительно удалось увеличить число спектаклей и поднять доходы театра. В порядке обслуживания Домов отдыха ялтинский театр до 14 мая 1943 г. провел тридцать два выступления. В Алуште также имелось две свои художественные труппы, которые ежедневно давали постановки. Планировалось открыть театр и в Алупке{82}. Все это дало немцам основание утверждать, что «русская культура не уничтожена, а, напротив, немецкие солдаты смотрят русские спектакли и слушают русскую музыку»{83}. В марте 1942 г. было получено разрешение на открытие Крымско-татарского театра. Его директор Эбадулла Грабов планировал начать нормальную работу театра с 10 апреля 1942 г. премьерой постановки спектакля «Лейла и Меджнун». Работать предполагалось пока три раза в неделю, т. е. в среду и воскресенье играть для частей немецкой армии, а в пятницу — для татарского зрителя. Репертуар театра должен был быть очень насыщенным, что предполагало его хорошую посещаемость. Поэтому с апреля 1942 г. по январь 1943 г. планировалось дать сто сорок спектаклей{84}.
В мае 1942 г. на страницах своего дневника Геббельс писал: «Политика подачи новостей — это оружие в войне. Цель этой политики — вести войну и хранить тайну»{85}. Этот принцип был положен оккупантами в основу руководства прессой в Крыму. В период с 1941 по 1944 г. в Крыму выходило несколько периодических изданий. Это газеты «Голос Крыма», «Феодосийский вестник», «Евпаторийские известия» (с августа 1943 г. — «Освобождение»), «Сакские известия», «Земледелец Тавриды», «Крымская немецкая газета» (позднее «Борьба»), «Azat Kirim» («Освобожденный Крым») и журнал «Современник»{86}. Наиболее значительной из них была газета «Голос Крыма» (ее главными редакторами были: В. В. Попов, с 26 марта 1942 г. — А. И. Булдеев, с октября 1943 по апрель 1944 г. — К. А. Быкович) — орган Симферопольского городского управления, первый номер которой вышел 12 декабря 1941 г., а последний — 9 апреля 1944 г. Первоначальный тираж газеты был 3 тыс. экземпляров, затем — 5 тыс., 18 тыс., а к 1943 г. он вырос до 80 тыс. Газета вначале выходила два раза в неделю на двух страницах, затем три раза в неделю на четырех страницах. Стоимость газеты была 1 рубль, или 10 оккупационных пфеннигов. В 1943 г. 21 июля, 1 и 3 октября газета выходила под названием «Голос Таврии». В этом же году стали выходить приложения к газете — «Женский листок» (с 21 мая 1943 г.) и «Молодость» (с 18 июля 1943 г.){87}.