Следует признать что принудительное использование местной рабочей силы, либо для восстановительных работ на оккупированных территориях, либо для вывоза на работы в Германию, было одной из неотъемлемых частей немецкой оккупационной политики. Пока положение на фронтах складывалось в ее пользу, эти мероприятия не нуждались ни в каких идеологических оправданиях. В случае же неповиновения применялась военная сила. Не был исключением и Крым. Еще в декабре 1941 г. Городское управление Симферополя объявило о регистрации всех трудоспособных мужчин и женщин до 55-летнего возраста. Без отметки на бирже труда население не могло получить свою норму хлеба (200 г в день). В случае уклонения от регистрации должно было следовать наказание по законам военного времени. Биржа труда, где распоряжались немецкие чиновники, решала либо оставить человека в Крыму, либо отправить его на работы в Германию{129}. Однако в 1943 г. ситуация изменилась не в пользу немцев, что повлекло за собой и перемены в политике по отношению к применению рабочей силы. Едущих в Германию или работающих по месту жительства необходимо было убедить в пользе труда на оккупантов. При этом главная роль отводилась органам пропаганды. Так, уже летом 1943 г. Штаб пропаганды «Крым» издал директиву № 382/43, главным содержанием которой было налаживание «обслуживания рабочих лагерей и организация трудовой повинности». «В данной ситуации, — говорилось в директиве, — обслуживание трудовых лагерей и организация трудовой повинности является одной из важнейших задач всех подразделений и пунктов (пропаганды). Населению нужно постоянно наглядно доказывать необходимость трудовой повинности»{130}. Наряду с этим населению требовалось внушать, что оно этой работой вкладывает свою долю в «дело борьбы с большевизмом». С другой стороны, делался упор на то, чтобы привлеченное к работе население чувствовало, «что немецкое командование ценит его труд по заслугам»{131}. Для систематического обслуживания организаций трудовой повинности предполагалось осуществление следующих мероприятий: распространение среди рабочих газет, таких как «Голос Крыма» или других, выходивших в Крыму (интересно, что такие власовские газеты, как «Доброволец», среди рабочих распространять не рекомендовалось); распространение брошюр «с учетом их пригодности для данной специальной цели» (особенно популярными были брошюры о жизни в советском тылу, сущности национал-социализма и жизни в Германии); кроме того, предполагалось использовать передвижные радиоустановки{132}. Помимо этих мероприятий Штаб пропаганды проводил лекции, на которых выступали вернувшиеся из Германии рабочие или зачитывались письма тех, кто уехал в Германию.
В ноябре 1943 г., в результате наступления Красной Армии, крымская группировка немцев была отрезана от основных сил. Несмотря на это, командующему войсками Вермахта в Крыму генерал-полковнику Эрвину Йенеке было отказано в попытке прорыва с полуострова на «большую землю». Наоборот, Гитлер издал приказ, согласно которому Крым предполагалось превратить в «неприступную крепость». В связи с этим перед Штабом пропаганды встал последний вопрос: как убедить население помочь немцам в обороне этой «крепости».
Первоначально было решено свести всю пропаганду к разъяснению тезиса, который должен был заставить задуматься многих в Крыму: «Что они думают делать и что их ждет в случае возвращения большевиков»{133}. Поскольку население Крыма не было чем-то однородным, то каждой социальной группе предлагался свой ответ на этот вопрос: рабочие должны были работать; крестьяне по-прежнему «обеспечивать всех продуктами питания»{134}; бойцы добровольческих формирований и дальше, в моральном единстве «плечом к плечу с немецкими солдатами, сражаться, защищая от большевиков свою Родину и Европу»{135}. Отмечая, что молодежь «утратила… интерес к вопросам мировоззрения», — немецкие пропагандисты поучали, что особенно в эти дни «борьба с большевизмом не может решаться только силой… оружия. Эта война — война идей, война мировоззрений. И… молодежь должна быть готова… бороться с большевизмом… на фронте… но должна воевать и с самой душой большевизма — с его идеологией»{136}. Ко всему же народу немецкая пропаганда, устами своих работников из числа местного населения, обращалась следующим образом: «В эти исторические дни решается судьба нашей Родины, ее освобождение и возрождение, а следовательно, и судьба каждого… человека. Эта гигантская борьба требует от нас непоколебимой стойкости, твердости духа… безграничной веры в победный конец и торжество справедливости». Нужно было «твердо верить, что наш могучий защитник и союзник — Германия… доведет эту борьбу до победного конца»{137}. Одновременно в рядах «борцов с большевизмом» признавалось и наличие колеблющихся, которые своим поведением кладут «пятно на общее дело, на общую семью народа». С ними предполагалось беспощадно расправляться, что должно было послужить предостережением всем сомневающимся{138}.
Помимо этих мер, в арсеналах пропаганды были и политические рецепты решения вопроса обороны Крыма. В начале 1944 г. генерал-полковник Йенеке приказал начать подготовку к созданию в Крыму местного правительства. По замыслу немцев это правительство должно было состоять из представителей трех основных национальностей, населяющих Крым: русских, татар и украинцев. Основой правительства могли послужить местная администрация и национальные комитеты. К его функциям планировалось отнести: административное руководство органами гражданской власти, а также командование вспомогательной полицией и частями самообороны{139}. К марту 1944 г. местная администрация была в основном переформирована и поставлена под прямое руководство военного командования. Но замыслам немцев относительно создания в Крыму многонационального самоуправления так и не суждено было исполниться, т. к. уже в апреле — мае 1944 г. Крым был освобожден частями Красной Армии.
Подводя итоги, с уверенностью можно сказать, что пропаганда была одним из самых мощных орудий, при помощи которых Германия вела Вторую мировую войну. Однако еще более действенно, чем при осуществлении боевых операций, пропаганда показала себя как один из инструментов немецкой оккупационной политики. И в первую очередь это касается оккупационной политики на территории СССР. Но такая взаимосвязь, естественно, обусловила и зависимость пропаганды от этой политики, от всех тех эволюций, которые она претерпевала в течение войны. Всеми возможными и невозможными средствами пропаганда должна была оправдать эти эволюции и внушить населению на оккупированных территориях, что они имеют положительный эффект, и прежде всего для судеб этого населения.
До зимы 1942–1943 гг. основной целью германской военной, а следовательно, и оккупационной политики было как можно быстрее одержать победу над СССР, не затягивая войну. Отсюда основными целями, которые были одновременно и методами, немецкой пропаганды были: подорвать лояльность населения к Советской власти, чтобы обеспечить эту лояльность по отношению к власти немецкой, и, используя национальную рознь, расчленить СССР, чтобы облегчить исполнение первой цели. Второй вопрос обычно решался путем привилегированного выделения отдельных национальностей, населяющих оккупированные районы.
После поражений 1942–1943 гг., как известно, основные принципы германской оккупационной политики претерпели коренные изменения. Соответственно изменились цели и методы пропаганды. Хотя главная цель — победа в войне с СССР — осталась прежней, на первый план был выдвинут ряд других, без достижения которых нечего было и думать о главной. Этими целями были следующие: еще больше повысить лояльность населения; увеличить количество рабочей силы для выезда в Германию или для работы на оккупированных территориях; создать местные военные формирования для борьбы на фронте и против партизан в тылу.
По мнению немецких пропагандистов, этого можно было достигнуть только обещанием населению всевозможных «прав и свобод», чтобы оно почувствовало, что «принимает участие в решении собственной судьбы», т. е.: созданием своего национального «правительства», формированием «национально-освободительных армий», обещанием аграрной реформы, заигрыванием с молодежью и интеллигенцией и т. п.