Наконец, обмолвимся еще об одном вымысле – массовом характере шпионажа немцев-колонистов в России. И. Никитинский и Д. Софинов намеренно искажают истинное предназначение поселенцев, делая их главными действующими лицами в разведывательных планах военного командования Германии в предвоенном российском приграничье[19].
Объяснением данной фальсификации является тот факт, что труд указанных историков был написан во время ожесточенных столкновений между немецким и советским народами. Являясь носителями не столько исторических, сколько политико-пропагандистских идей (в части, касавшейся уклада жизни и мировоззрения колонистов), они создали образ внешнего врага, внушив советскому населению миф о массовом проникновении немецких шпионов в преддверии и во время войны между Германией и СССР на его территории. Такой «литературный демарш», явно не соответствовавший реальности, видимо, сыграл в условиях военной конфронтации особую роль. Он усилил наблюдательность, сформировал ненависть и беспощадность к явным и тайным врагам, укрепил и объединил соотечественников в борьбе с агрессором.
Не прибегая в своих однотипных работах к широкой аргументации со ссылками на конкретные документальные источники (дела, справки, циркуляры, письма и пр.), И. Никитинский и Д. Софинов удовлетворились краткой ремаркой о том, что их книги написаны «по документальным материалам Центральных Государственных архивов НКВД СССР»[20].
Особняком в числе названных печатных работ стоит ранее отмеченная монография А. Вотинова. Увидевшая свет в преддверии Пакта о нейтралитете между СССР и Японией (13 апреля 1941 г.), она избежала политико-идеологических предубеждений и пропагандистских штампов. Ее автор с предельной точностью и объективностью отразил особенности деятельности японских шпионов против царских войск в ходе Русско-японской войны. Не узрев проблемы шпиономании и, как ее следствия, массового психоза на фронте и в тылу (как это сделали его предшественники применительно к Первой мировой войне), он впервые показал возможности прессы (в том числе военных газет) как источника «утечки» военных сведений за линию фронта. Им также были описаны «исключительные образцы преступной небрежности и ротозейства» со стороны военачальников в отношении хранения военной тайны и механизм функционирования агентурной разведки противника в расположении русских частей.
После окончания Великой отечественной войны и в последующие десятилетия советской государственности в поле зрения исследователей попадают уже традиционные проблемы иностранного шпионажа и отдельные стороны становления русской контрразведки.
В 1967 г. в историографии появляется первый аналитический труд, в котором детализируются обстоятельства возможной государственной измены жандармского полковника С.Н. Мясоедова[21]. Это был ответ на огульные и безапелляционные обвинения в адрес главного фигуранта «шпионского дела», над которым устроили «судилище» на страницах ранее упомянутых нами книг. Попытка внести хоть какую-то ясность увенчалась неожиданным результатом. К.Ф. Шацилло, рассуждая о политизированной подоплеке «дела Мясоедова», произнес ключевую фразу: «Немецким агентом объявляли не его, и не его знакомого, и даже не знакомого его знакомого…»[22].
Своими умозаключениями, не претендовавшими удовлетворить все ожидания читателей, К.Ф. Шацилло не только расставил научные акценты, но и задал документально-доказательный тон изучению скандального эпизода прошлого (вернув его в исследовательское русло). Он, по сути, пригласил последующие поколения ученых к дискуссионной трибуне.
В 1973 г. был напечатан труд доцента кафедры государственно-правовых дисциплин Омской высшей школы милиции МВД СССР Д.И. Шинджикашвили. Он одним из первых среди советских историков поднял вопрос о существовании в Российской империи службы контрразведки (в начале XX в.). Им были кратко изложены предпосылки учреждения разведочного отделения Главного штаба и контрразведывательных отделений штабов военных округов, процесс их формирования. Однако данная работа (точнее, глава «Связь политической полиции с контрразведкой») не была лишена недостатков. Наиболее существенный и, пожалуй, единственный из них видится в попытке автора повторить ошибки своих предшественников (К.К. Звонарева, Д. Сейдаметова, Н. Шляпникова, И. Никитинского, П. Софинова) и вновь бездоказательно выдвинуть версию о существовании при царском дворе «сильной прогерманской группы, которая сама вела активную шпионскую деятельность против России…»[23].
20
Никитинский И., Софинов П. Немецкий шпионаж в царской России: брошюра. Саратов, 1942. С. 2.