Новая попытка Ивана Ульянова обратиться за поддержкой к отцу оказалась безрезультатной. За это время до главы семейства дошли слухи о женитьбе сына. Очевидно, находясь на удалении и действуя самостоятельно, Иван Ульянов тайно вступил в нежелательный для семьи брак. Какое-то время он мог его скрывать, но наличие супруги в России открылось родителям. Поступок Ивана Ульянова вызвал гнев отца. Он наказал провинившегося сына и лишил его опеки: «…А окупитися де ему в долгу нечем, потому что сведал отец ево, что он женился в Российском государстве, и он к нему не пришлет ничего».
Таким образом, Иван Ульянов не мог более рассчитывать на помощь родных. Семейное проклятие, видимо, исключило его и из корпорации английских купцов. В этой ситуации Иван Ульянов попытался обратиться за поддержкой к русскому правительству, очевидно основываясь на каких-то собственных контактах с властями (например, принесенной присягой). Кроме того, Иван Ульянов уже настолько освоился в русской среде, что хорошо ориентировался в нормах русского права. Он оказался осведомлен о возможности наделения иностранцев наделами и о правиле неотторжимости иноземского земельного фонда. Согласно русскому законодательству XVI–XVII вв., поместья иностранцев не могли переходить во владения русских людей[80]. В 1614 г. указ о возвращении иностранцам земель был оглашен вновь[81], что, видимо, и послужило толчком к челобитью. Помимо знания юридических норм, Иван Ульянов располагал информацией о наличии реального надела, ранее принадлежавшего иностранцу, а затем отошедшего к русскому человеку. Английский купец стремился погасить убытки от грабежа передачей ему указанного владения: «И государь бы ево пожаловал для ево разоренья, велел ему дати в Дмитровском уезде деревню Фонарево на прожиток со всем угодьем. А владел де тою деревнею иноземец Ефим Шледер, была за ним в вотчине, и ево не стало. А после де ево та деревня отдана дьяку Патрекею Насонову, чтоб ему з женою и з детми голодом не умереть. А про разоренье ево ведомо их братье, иноземцом, и руским многим людем, и торгом ему промышляти не мочно, что он разорен до основанья». Однако власти напомнили Ивану Ульянову, что земельные пожалования предназначались лишь одной категории иностранцев — «служилым иноземцам» (прежде всего военным), и отказали купцу в просьбе: «И бояря приговорили: отказать, торговым людем поместей не дают».
Не исключено, что продолжение челобитья можно обнаружить в документации английского посольства 1620 г., возглавляемого Джоном Мериком. Последний на аудиенции упомянул «московского немчина агличанина Ивана Ульянова, что состоит на правеже в ысцове иску»[82]. Можно предположить, что под должником агент Московской компании имел в виду все того же Ивана Ульянова, названного в Посольской книге. В таком случае полученные от родителей деньги в действительности являлись кредитом. Невозвращение займа (в ситуации разрыва с семьей) повлекло судебное разбирательство, начатое в Англии. Джон Мерик поставил вопрос о вмешательстве русских властей в разрешение английской финансовой тяжбы. Царь согласился выступить гарантом погашения Иваном Ульяновым долга в течение трех лет. Послу было отказано лишь в выдаче «по-летной грамоты», т. к. в России не существовало подобной практики: «На Москве полетных грамот не дают никому»[83].
Вероятно, Джон Мерик в завуалированной форме вновь вернулся к проблеме долга Ивана Ульянова, перейдя к вопросам частной жизни английских купцов в России. В список оговариваемых правил торговли в России посол включил, наряду с политическими и финансовыми темами, матримониальный вопрос. Московская компания являлась необыкновенно замкнутым сообществом, и ее члены в родственных связях стремились не выходить за рамки своего круга. Причин отказа от межэтнических и межсословных браков могло быть несколько. Помимо этно- и социофобий действовали сугубо экономические мотивы. Джон Мерик настоятельно просил русское правительство не принимать на службу тех членов Московской компании, которые вступили в брак с «московскими урожденками». Он указывал на участившуюся в Смуту практику «аглинских гостей и прикащиков» «жениться или предаваться в государскую службу в Московском государстве»[84]. Посол утверждал, что браки, означающие одновременно вступление в русское подданство, нарушают права купцов Московской компании.
80
Орленко С. П. Выходцы из Западной Европы в России XVII в. Правовой статус и реальное положение. М., 2004. С. 77–79.