В состав посольства вошел Вильям Барнсли, присоединившись к своему покровителю и родственнику. Как он объяснил позднее, в 1642 г, был «завербован в датскую службу по указу царя». В своей челобитной 1646 г. он сообщил, что поездка происходила за его счет. Участие в работе посольства Петра Марселиса, безусловно, соответствовало личным убеждениям сына английского купца. Как только была сформулирована идея династического брака, Вильям Барнсли стал ее деятельным исполнителем[224]. Он был готов вкладывать средства уехавшего отца в реализацию царского замысла. Русских же сторонников брака Вильям Барнсли, видимо, привлекал как специалист в финансах, языке, международных отношениях (наполовину Дюкер, он, возможно, сохранил какие-то немецкие, а быть может, и датские связи). В посольстве он числился гонцом, доставляющим отчеты Петра Марселиса в Россию[225]. По возвращении из посольства Вильям Барнсли был щедро одарен правительством. 17 декабря 1643 г. «Видим Иванов сын Бярнзли» получал через Посольский приказ «за службу» дорогие подарки[226].
Посольство находилось в Копенгагене более года. За это время в Москве в доме Петра Марселиса происходили самые разнообразные события. Семейное дело осталось под присмотром супруги Доротеи. В отсутствие мужа она зачастую исполняла обязанности по сбору сведений о международной ситуации: «проведыванию вестей». Так, Доротея Марселис перенаправляла в Посольский приказ копии документов, видимо газет («курантов», как их называли в России), доставлявшихся Марселису его информаторами из-за рубежа. Очевидно, в Нидерландах «консорциум» Марселисов (а также Фентцель) имел развернутую агентуру. В апреле 1643 г. от Доротеи Марселис в Посольский приказ поступил список с письма из Гааги королевы Генриетты-Марии к Карлу I. Текст была переведен и зачтен царю Михаилу Федоровичу[227]. Трудно сказать, какой смысл вкладывала Доротея в послание своей королевы. Безусловно, корпорация Марселисов была заинтересована в демонстрации нестабильности, углублении противостояния короля и парламента, поисках Генриеттой-Марией военной помощи в Голландии и Франции. Эти известия явно дискредитировали Великобританию как торгового партнера России.
Параллельно разгорелся внутрисемейный конфликт. В 1643 г. умерла Анна Дюкер, приходившаяся Доротее Марселис бабушкой по материнской линии. Между различными ветвями клана тут же вспыхнул жесткий спор за наследство. Главными претендентами на состояние усопшей оказались сын — Иван Андреев Дюкер, и внучка — Доротея Марселис[228]. Очевидно, что в раздел имущества изначально вмешался Петр Марселис. Судя по многочисленным отсылкам, могущественный датский фактор первым подал прошение, к сожалению не сохранившееся до настоящего времени.
Петр Марселис вступился за права Джона Барнсли (отца Доротеи), как отмечалось, отсутствовавшего на тот момент в России. (Как раз в это время он получал наследство в Вустершире.) Вероятно, в Москве осталась его доля в семейском капитале Дюкер — Барнсли. Именно на эту часть имущества фон Дюкер и претендовали супруги Марселис.
После отъезда Петра Марселиса с посольством в Данию, интересы своей семьи отстаивала Доротея, проявившая необыкновенную активность. В отсутствие мужа, отца и брата она стремилась не допустить перетекания семейных ценностей к родственникам Дюкер. Указывая, что «бабушкины животы нам вопче доведутца» (не упоминая при этом других своих братьев и сестер), Доротея Марселис в действительности стремилась перевести наследство отца, а с ним бабушки в собственное управление. Апеллировали к правам Джона Барнсли, она бросилась на защиту семейных интересов. Доротея указывала властям на факты незаконных, с ее точки зрения, действий Ивана Андреева Дюкера: продажу вещей матери, получение долгов по оставшимся от Анны Дюкер кабальным записям, а также переселение в родительский дом.
Дом Анны Дюкер, видимо принадлежавший клану Дюкер не одно поколение, стал одним из предметов спора. Описание фамильного гнезда ливонских купцов было составлено в ходе следствия: «Сперва двор, а на дворѣ хоромы, горница на подклѣть да комнатка на столбах прирублена да сени да повалуша да конюшня, подлѣ конюшни чулан да ворота да баня да два погреба да забор да огoрод, забор кругом двора».
224
Цветаев Д. Протестанты и протестантство до эпохи преобразований. М., 1890. С. 394; Amburder-Archiv. № 6667.
226
РГАДА, ф. 396, оп. 2, кн. 299, л. 134: «По государеву указу по приказу казначея Богдана Минина Дубровского и по памяти за приписью дьяка Михаила Волошенинова в Посольский приказ к дьяком думному к Григорью Львову да к нему Михайлу Волошенинову ковшь серебрен ввсу 3 гривенки по 2 алтына по (л. 134 об.) три деньги золотник да от дѣла 25 алтын; 10 аршин камки куфтерю червчатаго по 33 алтына аршин, 40 соболей в 125 рублев; 3 пары соболей по 3 рубли пара, (дано) Взял Посольсково приказу подьячей Феоктист Кашкин. А дати тот ковшъ и камку и соболи ис Посольсково приказу государева жалованья иноземцу Вилиму Иванову сыну Бярнзли. А пары людем ево трем человеком. А пожаловал государь за ево службу».
228
Иван Ульянов Барснли не участовал в споре, его не было на тот момент в России, он решал дела о наследстве в графстве Вустершире. Но его имя (Иван Ульянов Бярнзли) упомянуто в качестве тестя Петра Марселиса (РГАДА, Приказные дела 1643 г, № 31, л. 9). Мать Доротеи, дочь Анны Дюкер, в деле не упоминается, ее права не оговариваются, видимо, к 1643 г. ее не было в живых.