Выбрать главу

Как и ранее, прослеживается многовариантность трактовок принадлежности Вильяма Барнсли. Внутри своей семьи он воспринимался англичанином, связанным узами подданства с королем. Джон Барнсли в 1642 г., а также и сам Вильям в 1646 г. апеллировали к сохраненному британскому подданству потомка рода Барнсли. Очевидно, Вильям Барнсли не идентифицировал себя с Россией, где прошла вся его жизнь. Он связывал себя с Великобританией, страной, которую так и не увидел. Датский король готов был признать Вильяма своим подданным как дворянина графа Вальдемара. Но все эти мнения не заинтересовали русское правительство. Покинуть Россию Вильям Барнсли не смог.

Безусловно, тема выезда стала роковой для семьи Барнсли. Анна Барнсли не была выпущена, несмотря на многолетнюю борьбу. С большим трудом удалось добиться отъезда Джону Барнсли (переходом из «московского торгового иноземца» в иностранного; но вскоре позиция властей к английским купцам круто поменялась: если ранее Джона Барнсли не выпускали из России, то после 1649 г. не впускали). Вильям Барнсли был задержан еще в 1642 г. Быть может, он уже тогда находился под подозрением. В 1646 г., заговорив об отъезде вновь, он серьезно пострадал. Его направили на далекую восточную окраину России, откуда побег был немыслим.

Совершенно неожиданный мотив ссылки Вильяма Барнсли вводит Самуил Коллинс (не упоминая дел ни Анны, ни Вальдемара, ни измены). Через 20 лет царский доктор передавал романтическую историю о связи красавца из Барнсли-Холла и молодой жены престарелого Б. И. Морозова[287]. Английский врач писал о флирте британского дворянина с дочерью Ильи Даниловича Милославского — Анной Ильиничной (сестрой царицы, свояченицей Алексея Михайловича). Как справедливо отмечает Е. В. Вершинин[288], брак влиятельнейшего Б. И. Морозова состоялся в 1648 г., в то время как Вильям Барнсли с 1646 г. находился в Сибири. Юный англичанин не мог поколебать семейные устои знатного вельможи. Представить эти ухаживания иностранца-протестанта за Анной Ильиничной Милославской до ее замужества более чем сложно[289]. Можно очень осторожно предположить, что избранное число иностранцев (неизвестно при этом, входил ли в него Вильям Барнсли) было допущено в дом Ильи Даниловича Милославского. Московский дворянин принадлежал к тому же кругу русской знати, что и Б. И.Морозов. И. Д.Милославский покровительствовал иноземцам, в частности Андрею Виниусу (до его разрыва с Петром Марселисом), нанимал иностранных специалистов в Голландии (возглавляя посольство 1646–1647 гг. в Голландию), чуть позже управлял Иноземским приказом, впоследствии и сам обзавелся железоделательным заводом. Давали ли его приятельские отношения с рядом «некрещеных иноземцев» возможность случайной встречи дочери и англичанина, мы никогда не узнаем. Безусловно лишь, что, если существовала хоть какая-то связь кальвиниста Вильяма Барнсли с представительницей русской знати, она были кощунственна в глазах русских и опасна для иностранца. Очевидно также, что слухи о любовных похождениях Вильяма Барнсли, записанные позже Самуэлем Коллинсом[290], распространялись при дворе и в английском землячестве. Какая под ними реальная основа, сказать невозможно. (В записках Самуэла Коллинса содержится немало мифов.)

Но можно быть уверенным, что Вильям Барнсли неоднократно пересекался с Б. И. Морозовым (еще не женатым на Анне Ильиничне Милославской). Безусловно, истовый английский кальвинист и набожный православный русский аристократ встречались на торжествах при дворе графа Вальдемара. Вильям был среди тех, кто противился переходу графа в православие, возможно открыто споря с будущим регентом. Кроме того, Вильям Барнсли был свидетелем (если не инициатором) оскорбления Б. И. Морозова, с позором выгнанного с приема. Придя к власти, наставник Алексея Михайловича, в таком случае движимый чувством ущемленного достоинства, отомстил обидчику.

Складывается ощущение, что царская резолюция по делу Вильяма Барнсли была вынесена под увещеванием доверенного лица государя, имеющего весомые основания лично недолюбливать англичанина. За спиной верховного правителя в выработке окончательного решения на заседании Боярской думы, видимо, стоял человек, стремившийся наказать заносчивого потомка рода Барнсли. Вершителями судьбы Вильяма Барнсли могли стать и Б. И. Морозов и И. Д. Милославский. Побудительным мотивом могло быть нарушение чести, замешанное на ревности, как и спектр всех возможных обвинений по «слову и делу государеву». До сих пор неясно, что именно послужило решающим фактором при определении участи Вильяма: преступление против веры, нравственности или измена и оскорбление чести государя или высших должностных лиц.

вернуться

287

Коллинс Самуэль. Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу, живущему в Лондоне. М., 1997. С. 219.

вернуться

288

Вершинин Е. В. Воеводское управление в Сибири (XVII в.). Екатеринбург, 1998. С. 188.

вернуться

289

Русское общество видится необыкновенно замкнутым для иностранцев, особенно изолированными должны были быть женщины. Однако границы переходились, хотя, скорее всего, не с представительницами высшего сословия. Саксонец Рингубер писал к своему правительству: «Сколько убийств, прелюбодеяний с замужними и незамужними женщинами доходит до суда и рассматривается в канцеляриях и судах русских и тем отвращается от иностранцев расположение вельмож» (Цветаев Д. В. Протестанты и протестантство в России… С. 323).

вернуться

290

В свою очередь, слухи, переданные в Англии Самуэлем Коллинсом, стали толчком для новых фантастических историй. События последовательно мифологизировались. В семейных хрониках Барснли-Холла (Browne Е. О., Burton J. R. Short biographies of the worthies of Worcestershire. 1916) сведения записок Самуила Коллинса затейливо переплелись с фактами русской истории, наиболее известными английским авторам. Образ царя Алексея Михайловича, о котором писал Коллинс, видимо, показался неубедительным для британских авторов начала XX в. Его заменили на популярного на Западе тирана — правителя Ивана Грозного. Бориса (Морозова) приняли за Бориса Годунова. В результате получилось, что Вильям Барнсли стал первым англичанином, отправленным Иваном Грозным в ссылку в Сибирь, причем за связь с женой Бориса Годунова. Удивительно, но эта версия, уже совсем далекая от действительности, перепутавшая век и основных действующих лиц, попала в биографические словари (British Biographical Index. Miinchen, 1998. S. 187) и научные издания.