Кроме того, на его обращение в Сибири мог повлиять и тот факт, что он был все эти годы лишен возможности приобщаться таинствам по кальвинистскому обряду. Если он хотел оставаться христианином, то должен был стать православным.
Вильям Барнсли перекрестился 24 сентября 1654 г: «И в прошлом государь во 163 году сентября въ 24 день оставя я холоп твои свою еллинскую вѣру и прося у всещедраго в Троицы славимаго Бога милости твое государьское повельнье исполнил, в православную християнскую вѣру греческаго закона крестился»[297] «яз холоп твои познавъ истинную православную християнскую веру и хотя видети дар святаго духа в Троицы славимаго Бога и по Бозь твою праведную великого государя сиятелную милость въ Енисейском остроге крестился»[298]. Англичанин получил имя Андрей и стал называться Андрей Афанасьевич Барнешлев (Барнышлев).
Новообращенный, как и было обещано, сразу был поверстан в дети боярские по Енисейску[299]. Причем оклад ему был назначен по аналогии с одним из самых значительных людей Енисейского острога — Иваном Галкиным[300]. Ссыльный англичанин резко повысил статус и добился первого продвижения по социальной лестнице. Его годовой оклад через два года составлял 23 рубля, 16 четей ржи, 10 четей овса и 5 пудов соли[301].
Необыкновенно важным при перекрещивании являлся выбор восприемника. Находясь в Енисейске, Вильям Барнсли пережил смену нескольких воевод. При этом наибольшее влияние на его судьбу оказал А. Ф. Пашков, назначенный в Енисейск в 1652 г. В этот период положение бесправного казака-кальвиниста, казалось, должно было стать наиболее тяжелым. Вильям Барнсли находился в полном подчинении деспотичного и готового на скорую расправу за малейшее непослушание главы города. В списках преступлений воеводы, неоднократно составлявшихся светскими и духовными лицами[302], числились убийства чиновников и служилых людей, бесконечные рукоприкладства (включая собственного сына), пытки. Воевода, не задумываясь, избивал до смерти подьячих съезжей избы, не церемонился с распоряжениями правительственных чиновников. Он не давал пощады никому, дабы удержать в повиновении вверенный ему город или отряд. Основными методами в укреплении авторитета его власти были карательные. Причем А. Ф. Пашков не признавал не только светских, но и духовных норм. И хотя он закончил свою жизнь монастырским служением, в Енисейске он не проявлял набожности и не останавливался перед наказанием духовных лиц. Жертвами жестокости воеводы стали монахиня Енисейского Рождественского монастыря старица Прасковья, енисейский соборный священник Игнатий[303]. Именно этот человек стал крестным отцом Вильяма Барнсли.
Характер воеводы дает основание предположить насильственное обращение непокорного протестанта, тем более что 1654 г. — время массовых перекрещиваний. Всесильный Пашков мог просто заставить креститься упорствующего в кальвинизме ссыльного. Однако принятое Вильямом имя свидетельствует, что иностранец сделал выбор вполне обдуманно и действительно нашел общий язык и сблизился с правителем острога. При крещении Вильям Барнсли взял отчество Пашкова — Афанасьевич. (Аналогично в 1651 г. поступил полковник Александр Лесли, сменив не только имя, но отчество во время обращения. Шотландский дворянин стал зваться «Ильич», от имени крестного отца — Ильи Даниловича Милославского.) В результате воевода заменил крестнику кровного отца. С момента обращения англичанин поменял «семью».
Все это говорит о том, что Вильям Барнсли осмысленно строил новую систему связей и достаточно рационально подошел к крещению. Изменение веры явилось первым шагом в его продвижении. Безусловно, взаимоотношения между крестником и восприемником были необыкновенно важны в христианской системе ценностей (очевидно, не только православной). Крестный отец перед Богом нес ответственность за дальнейшую судьбу человека, которого во время таинства он принимал под свою защиту. Крещение устанавливало прочные контакты и формировало систему патроната.
В иноземческом сообществе Вильям Барнсли всегда находился в кругу семейного клана. Узы родства означали значительно больше, нежели личные симпатии и привязанности и тепло семейного очага. Западноевропейские предприниматели[304] строили прочные коммерческие отношения на семейных связях. Недопустимость перетекания капитала в чужие руки определяла выбор браков. Проблема наследства требовала заключения союзов в рамках одного круга. Компаньоны стремились породниться друг с другом, даже служащие компании чаще всего принадлежали к семье владельца. В результате внутри одной финансово-торговой корпорации все участники, как правило, являлись родственниками. Там, где действовал капитал, обязательно учитывалось родство, и русское купечество исходило из аналогичных принципов. Традиции семейного предпринимательства были в равной мере характерны для российских коммерсантов. (Примером может служить клан Демидовых[305].) Но вопросы династического преемства являлись актуальными и вне купеческой среды. Повышенный интерес к степеням родства был свойствен всем стратам, располагавшим значительным имуществом и небезразличным, соответственно, к проблеме перехода состояний. В первую очередь это относилось, конечно, к дворянскому сословию (Барнсли, как известно, и все родственники этой семьи в России принадлежали к «новым дворянам» — коммерсантам). В дворянском обществе, наряду с богатством, определяющими при построении союза являлись вопросы родовитости. Образовавшиеся в результате браков союзы составляли придворные партии. В аристократической среде группировки складывались с учетом родства. В России такого рода корпоративность приняла форму местничества. Взаимоотношения внутри русской знати базировались на иерархическом принципе, который место отдельного человека определял положением его рода. Соответственно, члены одной фамилии всегда поддерживали друг друга. Получение воеводских должностей, например в Сибири, происходило с учетом родственных связей[306]. В сибирском воеводском управлении исследователи усматривают наличие жесткой «клановой системы»[307].
300
Род Ивана Галкина восходил к первооткрывателям Сибири. Его предок участвовал в походе Ермака. Семья Галкиных составила элиту сибирского общества, состоящую из потомственных служилых людей. Он был известным человеком в Сибири, к числу его заслуг относились основание Ленского острожка (Якутска), военные подвиги в борьбе с «сибирскими иноземцами», приведением их в русское подданство. Высокое положение рода было закреплено состоянием. Енисейский казачий атаман Иван Галкин обладал пашней, мельницей, высоким окладом, а также располагал огромными возможностями скрытого приобретения монопольной пушнины. (В 1638 г. у него обнаружилось соболей на 1250 руб.) О нем см.: Резун Д. Я. Родословная сибирских фамилий. Новосибирск, 1993. С. 45–47). С. В. Бахрушин характеризовал его как «одного из самых выдающихся енисейских служилых людей, предприимчивого, смелого, жадного до наживы, неутомимого исследователя и завоевателя… типичного русского Писарро» (Бахрушин С. В. Научные труды. Т. 2, 1954. С.).
301
Rezun D., Zuev A. «Nemcy» im Staatsdienst in Sibirien. Ende des 16 bis Ende des 17 Jahrhundert//Berliner Jahrbuch fuer osteuropaeische Geschichte. Berlin, 1996. № 2. S. 64.
302
Они принадлежали самым разным людям: правительственным «сыщикам», тобольскому архиепископу Симеон. Самое яркое описание его личности оставил протопоп Аввакум в «Записке о жестокостях воеводы Пашкова» (Житие протопопа Аввакума. Подготовка текста и ком. Н. К. Гудзия, В. Е. Гусева, Н. С. Демковой, А. С. Елеонской, А. И. Мазунина. Иркутск, 1979. С. 136–137).
303
Шашков А. Т. Из истории сибирской ссылки Аввакума//Старообрядчество в России (XVII–XX вв.). Вып. III. М., 2004. С. 59.
304
Как было показано на примере Марселис — Барнсли — Фенцель, иные многочисленные случаи см.: Ковригина В. А. Родственные связи немецких промышленников Москвы XVII — первой четверти XVIII в.//Немецкие предприниматели в Москве. М., 1999. С. 74, 80, 81, 84, 90. В XX в. эта закономерность сохранялась.
305
Юркин И. Н. Демидовы в Туле: Из истории становления и развития промышленной династии. Тула, 1998.
306
Петров К. В. К изучению воеводской системы управления. О критериях при назначении на воеводские посты (на материале Сибири XVII в.)//Проблемы местного управления Сибири XVII–XX вв. Тезисы. Новосибирск, 1996. С. 3–5.
307
Жирнов Л. Г. «Клановая система» в воеводском управлении Сибирью третьей четверти XVII в. Дипломная работа. Новосибирск, 1995.