Безусловно, выбором веры семьи Барнсли в России был протестантизм (реформатство). Но возможности выбора несколько представителей клана как раз и оказались лишены.
Глава 2
Барон де Ремон (De Remont) и его русские сыновья
Имя французского барона Пьера де Ремона знакомо исследователям в первую очередь по бичующей тираде Адама Олеария. Голштинский посол прославил мало кому известного французского дворянина описанием его громкого брака с англичанкой Анной Барнсли и его последующего вероотступничества (см. главу 1).
Записки Олеария сохранили основные сведения о вступлении Пьера де Ремона в границы России и о его первых годах жизни на новой родине. Важно отметить, что эти данные пересекаются с фактами родословной росписи, представленной сыновьями барона, стольниками Деремонтовыми, в конце XVII в.[379] Информация о происхождении де Ремона, переданная Олеарием, совпадает (конечно, с принципиально иной оценкой) с родословием русских дворян. Роспись характеризует родоначальника фамилии следующим образом: «С первых лет государства… Михаила Федоровича всеа Русии из Фронского государства из удельных своих городовъ из вольного своего государства, по францужскому наречию баронъ, а по-руски волный господинъ, Петр выехал»[380]. К сожалению, русский текст крайне неопределенно говорит о территории, в которой располагались «удельные города» «вольного господина Петра». Олеарий также не оговаривает местность, в которой проживал барон до своего приезда в Россию. При венчании в метрической книге лютеранской кирхи Пьер де Ремой расписался как Petrus de Remund, baron du Tart[381]. Можно отметить, что впоследствии отчеством Пьера в России было Иванов. Возможно, в русифицированной форме оно передает имя отца (Жан?)[382].
Согласно Олеарию, Пьер де Ремон оказался в России в 1627 г.[383] Русские документы фиксируют чуть более раннюю дату. Первое назначение жалованья из Приказа Большого дворца Петру Деремонтову приходится на 133 г. (1624/25 г.)[384]. Информация пересекается со сведениями явочной челобитной Пьера де Ремона, в которой он оговорил срок пребывания в своем доме холопа. В документе, поданном в Иноземский приказ 25 сентября 1626 г., иммигрант назвал полтора года как время поступления слуги на службу. Таким образом, приезд в Россию барона следует отнести к 1625 г. Но в делопроизводственных документах московских приказов не сохранилось каких-либо сведений о «выезде» Пьера де Ремона. Барон не оставил следов при пересечении границы, оформлении бумаг при поступлении на службу (прошений, полученных резолюций, памятях о платах, т. е. всей документации, сопровождавшей «выезд на государево имя»). Можно лишь предположить, что бумаги погибли в грандиозном кремлевском пожаре 1626 г.
Сложно восстановить причины миграции, как и характер деятельности Пьера де Ремона во Франции. Основным занятием дворянина всегда являлась война. Французский барон, воспитанный в традициях воинской доблести, ориентировался на службу в армии. Судя по домашней коллекции дорогостоящего оружия (включавшей как минимум пять пистолетов)[385], в своих пристрастиях барон следовал традициям сословия. Но, как это ни странно, в России Пьер де Ремон не нашел применения в качестве офицера. В Москве он не тяготел к военной службе (не хотел или, что наиболее вероятно, не мог заниматься военным делом). Не принадлежал Пьер де Ремон и к купеческому сословию. Французское законодательство (в отличие от британского и голландского) определяло статус дворянина несовместимым с занятием коммерцией. Пьер де Ремон на родине, безусловно, не имел права вести торговые операции. Остается открытым вопрос о мотивах «выезда»: он не стал в России в конечном счете ни наемником, ни служащим торговой корпорации.
Барон осознавал, что должен быть записан в службу, а под нею в России понималась преимущественно военная. Иммигранта первоначально зачислили в Иноземский приказ. Пьеру де Ремону с тремя слугами был назначен очень высокий оклад. В 1624/25 г. в приказе Большого дворца выходцу выдали «по три чарки вина и по кружке меду обарного или вишневого на день», а в приказе Новой чети «по полуведра меду, людем ево по две чарки вина человеку, да всем вопче по ведру без чети пива на день»[386]. Размеры жалованья были неизменными на протяжении последующих трех лет (1626[387], 1627[388], 1628 гг.). Окладная книга Иноземского приказа 1628 г. сообщает: «Иноземцы кормовые нового выезду. Француженин Петр Деремонт. Корм из Большого приходу: по 23 рубля на месяц, на год — 276 рублев. Да питья с Дворца 3 чарки вина, по кружке меда, да из Новые чети по полуведра меду. Людем 3 человек по 3 чарки вина человеку, все по ведру без четверти пива на день»[389].
379
Антонов А. В. Родословные росписи конца XVII в. М, 1996. С. 65, 146, 360. Важно отметить, что родословие Деремонтовых было подано для подтверждения дворянских прав в т. н. Бархатную книгу, но эта версия не сохранилась. Родословие дошло в составе частного разрядно-родословного сборника (Анхимюк Ю. В. Частные Разрядные книги с записями за последнюю четверть XV — начало XVII века. М, 2005. С. 268). Два его списка первой половины XVIII в. (ГИМ, собр. Уварова, № 157, F; РГАДА, ф. 181. № 362, л. 865) известны исследователям с XIX в. (Лихачев Н. П. Разрядные дьяки XVI в. Опыт исторического исследования. Спб., 1888. С. 321–322, Буганов В. И. Разрядные книги последней четверти XV — нач. XVII в. М., 1962. С. 49, 59; Бычкова М. Е. Родословные книги XVI–XVII вв. М., 1975. С. 67–68). Можно предположить, что сборники вышли из круга семьи Деремонтовых (Amburger-Archiv № 89113/89114).
381
Цветаев Д. В. Памятники к истории протестантизма в России. Ч. 1. М., 1888. С. 180; Цветаев Д. В. Протестанты и протестантство в России до эпохи преобразований. М., 1888. С. 392.
389
РГАДА, ф. 210, оп. 6 (Книги Московского стола), кн. 40, 1628 г, л. 96, см. также: Сташевский Е. Смоленская война 1632–1634 гг. Организация и состояние Московской армии. Киев, 1919. С. 42.