Все встречные улыбались ему, как вчера итальянские комедианты и цыганки, как сама Лаура.
Он был бы беспечно счастлив, если бы не вспоминал сказанные ему Лаурой загадочные слова:
- Вы - мое божество, Бержерак! Если у нас будет ребенок, он будет сыном неба и от него пойдут гиганты. Я правильно вспомнила Библию?
Что это? Опять совпадение, наваждение, предупреждение?
"Нет! Это просто вершина счастья! - бездумно обрывал сам себя Сирано. - Как бы то ни было, но познанное счастье выше всего на свете!" - И он переходил на шаг вприпрыжку.
Ранние прохожие оглядывались на него.
Глава шестая
ХУЖЕ СМЕРТИ
И хоть мой ужас будет скрыт
От осуждающего взора,
Но сердце гложет жгучий стыд
И боль несмытого позора!
С и р а н о д е Б е р ж е р а к
Предвкушая каждую вечернюю встречу с Лаурой, Сирано подолгу просиживал перед зеркалом, стараясь своей внешностью порадовать подругу.
Последнее время его раздражал досадный кашель, мешавший встречам с Лаурой. Непонятно почему, он тревожился. И когда, как обычно, к нему зашел добродушный Ноде, он не постеснялся, правда с шуточкой, показать свой платок со следами крови, сказав:
- Открываются старые раны. Это от избытка счастья.
Ноде отнесся к этому "пустячку" с неоправданной, как показалось Сирано, серьезностью.
- Друг мой, я старше вас и многое успел повидать. Мне бы очень хотелось познакомить вас с чудесным человеком, доктором Пигу, стремящимся, кстати сказать, вступить в наше тайное общество, ибо вся его деятельность посвящена Добру.
Сирано не имел ничего против, удивясь лишь поспешности, с какой Ноде сразу же отправился в карете за Пигу.
Доктор оказался высоким и худым человеком с длинным лицом и крючковатым носом, словом, ничуть не напоминающим воплощение Добра, каким готов был представить его себе Сирано.
Когда они втроем сидели в одной из комнат замка в ожидании еще не вышедшего из своих покоев герцога, Сирано был неприятно поражен внимательным и сверлящим взглядом долговязого доктора, смотревшего на него во время приступа несносного кашля.
- Господин де Бержерак, - обратился к Сирано доктор Пигу, - я столько слышал о вас, что мне хотелось бы поддерживать с вами самые дружеские отношения.
- Я не вижу препятствий этому, - отозвался Сирано.
- Тогда в качестве первой дружеской услуги позвольте мне серьезно огорчить вас.
- Огорчить? - удивился Сирано.
- Ваш платок испачкан кровью.
- Какой пустяк! Я просто чуть простыл. Если бы вы видели, сколько потерял я крови из-за пронзившей меня насквозь пули, вы бы поняли, что старая рана может открыться.
- Уверяю вас, такой опасности, как сейчас, вы в жизни еще не подвергались.
Сирано насторожился.
- У вас несомненный признак страшной болезни, которой вы заразились от человека столь же несчастного, как и вы, старая рана лишь способствовала этому. Боюсь, вы неосторожно выбирали себе для общения друзей или подруг.
Сирано побледнел.
- Доктор Пигу! Я готов был к дружбе с вами, но... лишь то обстоятельство, что я не вынимаю больше шпаги из ножен, спасает вашу жизнь.
- Спасать надо не мою, а вашу жизнь, дорогой де Бержерак.
Сирано похолодел.
Он столько слышал ужасов о чахотке, которая поражала, делая беспомощными вчера еще могучих людей. В солдатской среде гасконцев презирали этих несчастных "кашлюг", неспособных по-мужски противостоять болезни слабых. Но сейчас он подумал не о себе, а о Лауре. По-иному выглядел ее кашель после танца, то румяное, то бледное лицо и блестевшие глаза.
- Я предлагаю вам, дорогой Бержерак, незамедлительно лечь ко мне в больницу. К сожалению, мы, лекари, пока бессильны против этого злокозненного недуга. Увы, он неизлечим. Однако мы в состоянии, я надеюсь, избежать его скоротечности.
- Скоротечная чахотка? - машинально произнес Сирано. - Я слышал об этом заболевании. Но мне, надеюсь, это не грозит?
- От вашей болезни былые богатыри чахнут, теряют силы, волю, вянут, как сорванные цветы без воды. Я рассказал вам о недугах своих несчастных пациентов потому, что изобрел для их спасения ртутные препараты, способные если не победить горькие недуги совсем, то замедлить их развитие. К сожалению, препараты не всеми воспринимаются безболезненно. Поражая источник болезни, который нам неизвестен, мы вместе с тем вынуждены задеть и сам организм. Но тем не менее лечение необходимо, и уже сейчас, закончил Пигу, остро смотря на Сирано.
- Да, да, доктор! Я признателен вам и скорее всего обращусь к вам за помощью. - Говоря это, Сирано снова думал не столько о себе, сколько о Лауре. - Надеюсь, вы простите, что я оставлю вас с почтенным Ноде, поскольку сам должен спешить.
Доктор понимающе улыбнулся.
- Вы, несомненно, намерены поступить достойно, - заметил он, обмениваясь с Ноде многозначительным взглядом.
Сирано помчался на конюшню, где попросил оседлать своего коня.
Когда он приближался в Сен-Жерменском предместье к заветному особняку, сердце его отчаянно стучало.
Как он скажет своей возлюбленной Лауре, что они оба несчастнейшие люди на Земле? И в своей беде он должен винить ее, ни о чем не подозревающую?
А если она возмутится и обвинит, в свою очередь, его?
Полно! Кашель и болезненный румянец на ее лице были еще до встречи с ним на вечере у графини де Ла Морлиер, до зажигательного танца там, до памятного первого раута вот в этом особняке!
При виде особняка его неприятно поразили стоящие у решетки, как и в первый его приезд, подводы. Их загружали знакомой Сирано мебелью: атласные кресла с гнутыми ножками и закругленными спинками, зеркала в золоченой оправе.
Что случилось?
Сирано боялся подумать о том, что причина происходящего кроется в той же самой болезни, которой пугал его доктор Пигу.
В довершение всего он заметил на одной из подвод безобразную старуху Марту с провалившимся носом, которой Лаура якобы обязана почему-то своей речью.
Она увидела его и затряслась в отвратительном смехе.