Мы поднялись со стульев, снова коротко покивали друг другу и отправились наверх. Председатель Сергей пошёл открывать нам дверь.
— Андрей, я перезвоню. А вам спасибо, что потратили на нас время, — обратился он ко мне и протянул руку на прощание.
— Знаете, есть ещё один нюанс, — сказал я, сжав его сухую и горячую ладонь, — Вам придётся переименовать движение.
Председатель оскорбился и вырвал ладонь из рукопожатия.
— Это ещё почему?!
— Потому что народное крыло Единого Комитета Ленинской Молодёжи в аббревиатуре звучит как ЕКЛМ (н).
Председатель притих. Пригнувшись, мы выбрались из подвала и обернулись.
— Мы подготовим для вас варианты хлёсткого и запоминающегося названия. Бонусом, так сказать, — дружелюбно оповестил председателя Андрюха, — До встречи.
По дороге к метро я вынес вердикт:
— Сказочные долбоёбы.
— Прикинь, насколько разной сейчас может быть молодёжь, — задумчиво отреагировал Андрюха, — А упоротость… Упоротость всегда одна и та же.
Лучше и не скажешь.
4
Мне захотелось ответить что-то вроде «да, сижу на кухне», но никакой кухни у меня нет и вряд ли когда-то появится, потому что я живу в студии. Студия — толерантное определение для конуры или пенала, выдуманное хитрыми маркетологами. Прямоугольная каморка с закутком под стоячий душ и унитаз, в углу можно уместить раковину, плиту и небольшой столик. В общем, папа Карло тоже жил в студии…
Я как раз сидел за тесным столиком, который три года исправно служил мне обеденным и одновременно рабочим местом. Чёрный чай в кружке остыл и от того казался невкусным. Я гонял по треснутой тарелке растаявшее мороженое и ждал Андрюху, который полтора часа назад уехал за видеокамерой.
Он позвонил рано утром и после радостного крика «Леваки согласились!» наказал поднимать задницу и обдумывать первый съёмочный день. Никакого сценария писать мы, естественно, не собирались — нужно было только обрисовать общую канву, детали планировалось выдумывать на ходу. «Хорошее шоу делает себя само». Андрюха быстро отыскал у знакомого видеокамеру, купил дешёвый китайский микрофон-петличку и надёргал из шкафа старых субкультурных шмоток. Половину осмотрел и выкинул, вторую припас для будущего героя и спрятал в мешок из-под картошки.
Имя главного героя Андрюха мне не называл, всё что я знал: сегодня нужно съездить к нему домой, «вытащить из болота» и заодно снять эпизод-вступление. Я искренне надеялся, что болото, из которого нам придётся вытаскивать героя, исключительно метафоричное — в противном случае Андрюха потащит меня куда-нибудь за город, а потом нам придётся ещё и возвращаться обратно. День убит, настроение ни к чёрту.
Через пару минут Андрюха позвонил и сообщил, что ждёт меня на лестничной площадке. Когда я запер дверь и обернулся, он пытался усидеть на узком подоконнике и грыз в зубах спичку.
— Жалко, теперь нельзя курить в падиках, — посетовал Андрюха.
— Ни капли не жалко! Приятно было в дыму барахтаться, что ли?
— Неприятно. Но романтично… Да ты не торопись, тут недалеко.
До старой коммуналки действительно рукой подать, нужно только перейти дорогу, отделяющую новый микрорайон от старого, миновать три-четыре заросших двора и очутиться в совершенно ином мире. Уже на подходах к засранному подъезду я понял, что мы идём к Димарику — ну, к кому же ещё, он был единственным знакомым нам обитателем этих старых и убитых бараков.
Подъезд встретил нас позабытым за годы проживания в новостройке запахом мочи и общей разрухой. Со стен свисали лоскуты краски цвета хаки.
— Вот здесь можно спокойно выкурить хоть пачку, — заметил я.
— Не, ну это уже не романтика. Это уже перебор…
Андрюха аккуратно достал камеру, поколдовал с кнопками и, убедившись в том, что на панели мигает красная лампочка, отдал её мне.
— Снимай всё, что видишь. Получится что-то вроде предисловия.
За шесть лет жизни в Москве я успел подзабыть разложившийся постсоветский быт и ощущение тотального дискомфорта. Поднимаясь по лестнице, уже на третьем этаже я задумался, что не так уж и плохо живу в своей конуре. На пятом я в это абсолютно уверовал.
Андрюха подошёл к высокой деревянной двери, оббитой рваным кожзаменителем. Сквозь дыры обивки проступала белая вата.