Вокруг ноутбука полукругом стояли товарищи коммунисты. Они сосредоточенно смотрели на происходящее в эпизоде, изредка трактуя идеологическую подоплёку наших действий. Соседа-алкаша они нарекли «люмпеном», выбитую дверь — «мещанскими преградами на пути к истинному исправлению», а комнату Димарика «змеиным гнездом капиталистического порока». Димарик, скорее всего, обиделся на столь негативные характеристики, но виду не подал. Его лицо дёрнулось только после того, как он услышал фразу про ожерелье на шее богини. Весь вчерашний день он донимал меня расспросами о её происхождении, а я предательский молчал, наслаждаясь его муками.
— Что ж достойно, очень достойно, — произнёс председатель Сергей после просмотра, — Когда эпизод появится в сети?
— Завтра в тринадцать ноль шесть, — ответил ему я, — как раз школьники вернутся с уроков.
— А почему не в час ровно? — полюбопытствовал длинный товарищ Егор.
— Большинство маркетологов ставят автопостинг на ровные значения. 13:00, 15:30… У нас будет шесть минут, чтобы не погрязнуть в шквале коммерческого мусора и оказаться в ленте повыше.
— Профессионально, — с уважением в голосе отметил председатель Сергей.
— Теперь дело за вами, товарищи! — Андрюха хлопнул крышкой ноутбука и встал со своего места, — Дмитрия нужно устроить на какой-нибудь завод, желательно, под крыло сильному профсоюзу.
Комсомольцы переглянулись между собой. Длинный товарищ Егор потупил взгляд:
— Да у нас с профсоюзами как-то… Не очень.
— Как это «как-то… не очень»? — удивился я.
— Ну… Нет у нас пока контакта с пролетариатом…
— Мы ездили на проходные, раздавали газеты, — недовольно подал голос толстый товарищ Владимир, — Но так никто и не позвонил. Пролетариат, он… упивается соглашательством.
Андрюха не выдержал и усмехнулся. Комсомольцы стояли напротив и походили на провинившихся пионеров — выстроились в неровную шеренгу и старались не смотреть нам в глаза. Рявкни я сейчас «Вышли вон!», они, наверное, сразу же посеменили бы к выходу, позабыв, кто в штабе хозяин.
— Мы можем устроить его на должность помощника председателя… — робко подал идею сын депутата.
Я возразил.
— Ну уж нет! Такой откровенный картон в шоу мы не пропустим. Работу мы найдём Дмитрию сами, но с вас тогда текст его доклада на партийном собрании. Только что-нибудь попроще, не кондовое. Договорились?
— Договорились, — нетерпеливо произнёс товарищ Марат, — Кхм… Кхм.
Мы непонимающе посмотрели на председателя Сергея.
— У нас тут… Совещание, — смущаясь, выдавил из себя председатель, — Тайное…
— А! Понимаем-понимаем, — Андрюха, получивший недавно ещё один конверт, пихнул меня под рёбра, — Мы вас покинем, только вот Дмитрия придётся оставить. Если он выйдет на улицу, то тут же накурится какой-нибудь соли.
— А что, соль теперь тоже курят?! — удивился длинный товарищ Егор.
Андрюха махнул рукой, не желая объяснять элементарные вещи.
— В общем, заприте его в подсобке с парой бутылок пива. Он выжрет и уснёт.
Димарик снова не возмутился, потому как и сам понимал, что да, выжрет и да, уснёт, и нет в этом ничего плохого, сплошное удовольствие. Мы накинули куртки и под пристальными взглядами комсомольцев покинули штаб — причём, на этот раз поехали по делам раздельно, что показалось мне весьма непривычным делом. И я, и Андрюха понимали — нам нужно отдохнуть друг от друга и побыть наедине. В родственники друг к другу мы не записывались.
Я взял курс на типографию, кое-как выживающую в соседнем районе. В типографии работал наш бывший соратник Стас. За несколько лет Стас вскарабкался по карьерной лестнице — таскал палеты не старой рохлей, а автоматическим погрузчиком. Единственным профессиональным минусом Стаса было его пристрастие к курению. Он выходил посмолить на улицу чуть ли не каждые пятнадцать минут и выкуривал по две пачки сигарет в день.
Вот и на этот раз я застал его у чёрного входа с неизменным Винстоном в правой руке и старым смартфоном в левой.
— Нихера не понимаю, чего все на этот Ютуб слюной капают, — пожаловался мне Стас после крепкого рукопожатия и дежурных вопросов вроде «как дела?», — В рекомендованном одна херня.
И тут бы мне задвинуть ему про наше новое шоу, но не всё так просто. Стас с пятнадцати лет варился в котле правого популизма и увлекался конспирологическими теориями, говорить ему о коммунистическом проекте явно не стоило. Конечно, в последние три года возраст дал о себе знать — Стас перешёл в пассивный режим ксенофобии и чаще всего просто кривил небритое лицо от кавказских палаток за окном маршрутки, но я всё же немного побаивался его неадекватности, поэтому с ходу скорректировал позицию: