— Тогда пойдете в тюрьму, — произнес Маккарти сквозь сжатые зубы. — И сгниете там, вы меня понимаете? Я сам за этим прослежу. А со мной ничего не будет.
Оливер знал, что все, сказанное Маккарти, правда, и это взбесило его. Но он ничего не мог поделать. Он вынужден был подчиниться и терпеть, как теленок, связанный для родео. Он смотрел на Маккарти — в мозгу его все бурлило. А все-таки, может, есть другой выход. И он вспомнил о разговоре, который был у него в номере отеля «Плаза» с Тони Вогелом.
— Какое финансовое возмещение вы имеете в виду? — спокойно спросил он, изо всех сил стараясь держать под контролем свои эмоции. — Назовите мне цифру.
— Пять миллионов долларов.
— Это же нелепо! — И Оливер, снова озверев, изо всей силы ударил по столу. — Да я получил премию в пять миллионов за один прошлый год. А вы теперь хотите купить меня за эту сумму. Я хочу больше пяти миллионов.
— Мне плевать, что вы хотите, — рявкнул Маккарти. — Речь идет не о том, что вы хотите. Вы получите пять миллионов и все. Вспомните: у вас есть и другое с нами соглашение.
— По которому я еще какое-то время не смогу ничего получить, — сказал Оливер.
— Надеюсь, — буркнул Маккарти и перекрестился.
— Моих партнеров это не обрадует, — предупредил Оливер, заметив жест Маккарти. И снова подумал о Тони Вогеле.
— Ё-моё. Да они увязли в этом с головой. Им, как и вам, придется подождать своих акций, — с вызовом произнес Маккарти. — А если они окажут на меня нажим, то пойдут в тюрьму. Так им это и передайте, Оливер. Но не забудьте сказать, что я буду навещать их каждое воскресенье, когда они будут за решеткой. Потому что я такой славный малый. — И самодовольная улыбка тронула уголки его рта. — Я не желаю слышать ваши жалобы на бедность. Не пытайтесь сказать мне, что пяти миллионов долларов недостаточно, чтобы вести тот образ жизни, к которому вы привыкли. У вас полно денег. — Он помолчал. — Или следует сказать, что у Барбары и ее отца полно денег. Уж они позаботятся о вас.
Оливер кипел. Ему хотелось схватить биту и раскроить широкое лицо Маккарти, превратить его в кровавую пульпу.
Впервые в жизни он готов был убить. Он опустил руки под стол и крепко сжал кулаки, так что пальцы вот-вот сломаются. Через какое-то время он их разжал и, с трудом владея собой, откинулся на спинку кресла.
— Хорошо, — ровным тоном произнес он, несмотря на бушевавшую в нем бурю.
— Отлично. — Маккарти поднялся. Все прошло не так уж и плохо. — Будущая неделя будет вашей последней, Оливер. «Маккарти и Ллойд» объявит, что вы с Баллоком увольняетесь, через несколько часов после того, как Джея выведут в наручниках из здания.
— Как будет, так и будет.
Маккарти секунду поколебался, глядя вниз на Оливера. Этот человек заработал для него миллионы, сотни миллионов, но сострадания он не чувствовал. Оливер был просто пешкой, и настала пора принести в жертву пешку для защиты короля. Маккарти повернулся и прошел в гостиную. О'Ши сидел на диване и читал «Дейли ньюс».
— Я готов ехать, — объявил Маккарти.
О'Ши отбросил газету и поднялся.
— Как реагировал Оливер?
Утром он узнал от своего вашингтонского связного, что Оливеру не разрешат остаться у «Маккарти и Ллойда» после ареста Джея. О'Ши организовал этот звонок из Вашингтона, чтобы изменить планы и ускорить задержание Джея. Молодой человек подбирался слишком близко к тому, чего ему не следовало знать.
Маккарти усмехнулся:
— Как видите, я все еще жив.
«Потому что, к сожалению, хорошее происходит с плохими людьми», — подумал О'Ши.
— Ваша машина ждет у подъезда.
Маккарти повернулся к выходу.
— Билл! — окликнул его О'Ши.
— Да?
— Непременно вернитесь в Нью-Йорк к концу будущей недели. Крайний срок — в четверг. Вам придется выступить перед прессой.
— Угу, хорошо. — И Маккарти вышел из дома к ожидавшей его машине.
О'Ши проследил за ним в окно, затем прошел на кухню. Оливер сидел, упершись подбородком в стол.
— Выше голову, Оливер. Все устроится.
Оливер медленно поднялся и потер глаза.
— Да нет, не устроится, — тихо ответил он. — Меня выгнали.
О'Ши подошел к креслу рядом с Оливером и сел.
— Я знаю.
— Конечно, вы знаете, — с несчастным видом произнес тот. — Один только я в неведении. Этакая марионетка на ниточке.
— Могло быть и хуже.
— Ну-ка скажите как.
— Вас могли посадить в тюрьму.
Оливер почувствовал, что у него перехватило дыхание. Он пытался подавить желание сдаться. Перед его мысленным взором то и дело вспыхивало лицо Эбби. Как ни глупо, но он все время думал о том, что им следовало быть вместе. Он уткнулся лицом в руки. Господи, как ему нужен белый порошок!
О'Ши увидел, как остекленели глаза Оливера, и отвел от него взгляд. Хотя он презирал Маккарти за то, что тот бесчувственно относится к людям и думает только о себе, он одновременно проникся симпатией к Оливеру. Он не считал Оливера святым — отнюдь. Оливер был эгоистом, как и Маккарти, и, как и Маккарти, совершил за последние два-три года ряд вызывающих омерзение поступков. Но под яркой внешностью и развязным поведением скрывался уязвимый человек, угодивший в скверный переплет. Этот человек отчаянно хотел быть хорошим, но у него не было сил бороться с дурными влияниями и соблазнами, постоянно подстерегавшими его.
И Оливер испытывал сожаление. Сожаление о том, что подставил Джея Уэста, и сожаление о том, что случилось с Эбби. О'Ши научился распознавать это чувство за годы своего пребывания в конторе генерального прокурора США и сейчас видел следы его на лице Оливера. А вот Маккарти никакого сожаления не испытывал.
О'Ши уставился в кухонное окно. Детективы, расследовавшие смерть Эбби Купер, хотели побеседовать с Оливером, но из-за того, что происходило у «Маккарти и Ллойда», разговор с ним отложили. Следователь обнаружил в трупе Эбби семя, и детективы, как и О'Ши, были уверены, что это семя Оливера. О'Ши знал об их романе уже давно, задолго до того, как детективы отыскали в отеле «Плаза» горничную, которая видела, как Оливер и Эбби несколько раз входили в номер, в том числе и вечером на прошлой неделе — в тот последний вечер, когда Эбби Купер видели живой. По всей вероятности, в тот вечер Эбби настаивала на том, чтобы Оливер расстался с женой: детективы нашли и прочитали несколько ее писем, выброшенных Оливером. Он отказался выполнить требование Эбби, и она в припадке ярости пригрозила позвонить его жене и все ей рассказать. А потом вдруг исчезла, пока полиция не нашла ее задушенной на свалке в Бронксе.
У Оливера были мотив и возможность ее убить, и он теперь — главный подозреваемый. Детективы уверены, что он — преступник, хотя в лабораториях не было доказательств того, что семя, найденное в Эбби, принадлежит Оливеру, так как его не могли допросить и получить образец его семени. И детективам не терпелось взяться за него.
— А что будет с моими партнерами? — спросил Оливер — в глазах его читалось отчаяние. — С теми четырьмя людьми, которые сообщали мне о предстоящих перекупках последние пять лет.
— Я вызову поочередно каждого на Федеральную площадь в Нижнем Манхэттене и призову каждого молиться Богу.
— Что это значит?
— Я посажу их у себя в кабинете, не забыв положить на стол наручники, и скажу все, что знаю, о темной стороне их жизни. В течение доброго получаса я подробно опишу им, какое обвинение в совершении сделок на основе инсайдерской информации я могу им предъявить. Затем возьму наручники, несколько секунд поиграю с ними и продолжу. Изложу подробно все, что мне известно об их личной жизни. Расскажу им о женщинах, с которыми они обманывали своих жен, о налогах, которые не платили, и так далее. Словом, обычные вещи. И когда я буду уверен, что вижу страх перед Богом и дьяволом в их глазах, скажу, что это самый счастливый день в их жизни. По причинам, о которых им нет нужды знать, правительство не станет их преследовать, если они будут держать рот на замке. — О'Ши улыбнулся. — После этого люди обычно падают на пол в моем кабинете и восхваляют Господа, к какой бы вере они ни принадлежали. — Он увидел, каким озадаченным стало у Оливера лицо. — Что не так?