В один пятничный вечер что-то пошло не по привычному сценарию, и после часового секс марафона Лиса отстранилась, откидываясь на подушку и глядя в зеркальный потолок задумчивым взглядом. Я привык видеть в нем совсем другое отражение.
— Принеси вина, Итан, — неожиданно попросила она. Я удивленно взглянул на ее застывший профиль, и, пожав плечами, выполнил просьбу. Лиса приподнялась, опираясь на подушки, и протянула руку за бокалом. Взгляд девушки рассеянно скользнул по моему телу, но не вспыхнул, как обычно. Ее мысли сейчас далеки от меня и происходящего в этой постели еще пять минут назад.
— Есть повод? — спросил я, чтобы хоть как-то заполнить возникшую паузу. Она поднесла бокал к губам, смакуя напиток. Неуверенная улыбка дрогнула и погасла.
— У меня сегодня день рождения, но не думаю, что ради него стоило открывать такое дорогое вино, — в ее голосе звучит нотка печали, которая заставляет мое сердце сжаться.
— Ты разбираешься в винах? — задаю я перекрестный вопрос, пытаясь справиться с удивлением. В ее личном деле стоит другая дата рождения. На два месяца позже.
— Немного. Пришлось научиться. Хотя кому это интересно, — Лиса делает еще один большой глоток. — Я родилась семимесячной. Недоношенной. И мать бросила меня в роддоме, потому что... — Лиса закатила глаза, слегка нахмурившись и, подняв руку, стала загибать пальцы. — Была нищая, жила в комнатушке без условий, сидела на наркоте, нигде не работала и, вообще, не планировала меня рожать. — Рука безвольно опустилась на обнаженное бедро, и я отвел взгляд от причудливых татуировок, покрывающих ее тело. Они не были уродливыми, но напоминали мне шрамы, которые нанесла ей жизнь. И это, как рубцы на моем собственном сердце. Можно спрятать, но стереть нельзя.
Это случилось. Она заговорила. Но я не чувствовал ни радости, ни удовлетворения. Напротив, мне хотелось заткнуть ей рот. Мне не нужно этого знать, Лиса. Ради Бога, не позволяй мне знать.
— Ей сказали, что я вряд ли выживу, из-за порока сердца, который обнаружили помимо других диагнозов, — опустив глаза продолжила она, не услышав моего молчаливого посыла. — Меня могли поместить в приют и отдать нормальной семье. Но Лорен внезапно передумала. Кто-то очень «добрый» подсказал ей, что с больным ребенком она будет получать пособие, столько, сколько сможет… пока я не окочурюсь. Лорен явилась в больницу и со скандалом забрала меня. Где-то через месяц она потеряла все документы, мы переехали, а при оформлении новых произошла путаница. Лорен не стала исправлять. Фактически, двадцать два мне исполнится через два месяца, — подняв голову, Лиса взглянула мне в глаза, фальшиво улыбаясь. — Так что отмечать действительно пока нечего, — остатки вина исчезли на ее губах, и я наполнил бокал снова. — Но, знаешь, это первый день рождения, который я провожу не одна. И мне кажется, я совершаю огромную ошибку, — она задерживает дыхание, когда наши взгляды встречаются. Я позволяю себе то, чего никогда не делал раньше, провожу тыльной стороной ладони по ее щеке, и она не отталкивает. Внутри меня болезненно сжимается тугой комок.
— Ты права, — отвечаю я, понимая, что должен сказать совсем другое. — Ты не обязана продолжать, если не хочешь. Или если тебе тяжело вспоминать, — делаю попытку остановить поток ее откровенности.
— Она считала, что мне повезло. — Лиса непроизвольно крутит в пальцах ножку бокала, глядя на гранатовую жидкость внутри, игнорируя, или не замечая мои намеки. — Мне сделали операцию по квоте, и я выжила. Ты думаешь, она была права, и мне действительно повезло? — ее прямой взгляд устремился на меня. В глубине расширенных зрачков я не увидел боли, одну только злость и гнев. Я понимаю ее, как никто другой. Мое детство было таким же. Может быть, мы жили на соседних улицах.
Чертов ублюдок. Стискиваю зубы до ломоты в скулах. Рэнделл знал. Хитроумный сукин сын. Это гребаная проверка или что?
— Я не знаю, Алисия, — пожимаю плечами, отводя в сторону взгляд, ощущая нарастающий гул в ушах из-за притока крови, разгоняемого по венам бешено бьющимся сердцем. — Я тоже не родился с золотой ложкой во рту.
— И это видно, — кивнула Лиса и убила наповал следующей фразой. — Мы узнаем друг друга сразу — дети трущоб. Брендовые шмотки, драгоценности, дорогие тачки и большие светлые квартиры, укомплектованные по высшему разряду — это лишь мишура, нельзя изменить то, что никогда не отпустит. Мы все прошли через ад. Он разный для каждого, но шрамы, они видны невооруженным взглядом. Мне нравится, что тебе не нужно врать и притворяться другой. Я захожу сюда, на пороге снимая маску, и могу дышать полной грудью. И никогда не чувствую твоего осуждения.
— Мне не за что тебя осуждать, Лиса, — отвечаю я, качая головой. Я накрываю ее пальцы ладонью и чуть сжимаю их. Мы, кажется, вечно смотрим друг на друга. Ее губы подергиваются, словно она хочет что-то сказать, но не решается.
— Зато мне есть за что осуждать себя, Итан, — очень тихо отвечает она.
Это был второй раз, когда Лиса не сбежала и осталась на ночь. Мы допили вино, больше не затрагивая щепетильные темы. Говорили ни о чем, о всякой ерунде: о политике, погоде, цветах на обоях, о том, что каждый из нас предпочитает на завтрак, любимых фильмах и местах, в которых побывали или мечтали бы посетить. Она уснула, доверчиво уткнувшись мне в плечо, а я не мог, как ни пытался. Слушал ее мерное дыхание и пытался найти выход, выход для нас обоих и не находил. Часы тянулись бесконечно, я ощущал совсем близко теплое обнаженное тело девушки, с которой так неожиданно столкнула меня жизнь. Не в то время и не в том месте. И в эти минуты я ненавидел Рэнделла за то, что он сделал с нами. Я знаю, что дальше будет еще хуже, еще мучительнее. Мне нужно остановиться сейчас, но Перриш не позволит. Он всегда на шаг впереди и у него в рукаве есть козыри, которые мне нечем крыть.
Она чертовски права.
{«Мы все прошли через ад. Он разный для каждого, но шрамы, они видны невооруженным взглядом.»}
Наши шрамы похожи, я чувствую, знаю, что не ошибаюсь. Но страшнее всего то, что и Рэнделл это знает, иначе бы я не был здесь. Иначе она не сказала бы мне сегодня так много.
Ближе к рассвету, ее дыхание изменилось, и тело Лисы судорожно сжалось, словно сведенное судорогой, а потом она начала задыхаться и кашлять. Внезапный приступ удушья усиливался, а я никак не мог ее разбудить. Лиса металась на кровати, всхлипывая и бормоча бессвязные фразы. А потом вдруг затихла и распахнув глаза посмотрела прямо на меня. Я застыл, пораженный ужасом, который увидел в расширенных зрачках девушки.
— Мне было четырнадцать, Итан, — срывающимся шепотом произнесла она. — Я убила ее. Мне кажется, я это сделала.
— Кого, Лиса?
— Мою мать...
[Алисия]
Несколько недель назад я и предположить не могла, что моя жизнь так резко изменится. Или не жизнь? А я, я изменилась. Нам все время говорят, что мы должны идти вперед и не бояться перемен, но я боюсь. Тот, кому есть что терять, всегда боится. Но только раньше я боялась потерять покровительство Саймона Галлахера, как источник средств к существованию, как билет в сытую жизнь. А теперь... Мое безумие началось с долбаного кофе с утра, после ночи фантастического секса, или с первого взгляда, который он бросил на меня через мерцающий неоновыми огнями зал клуба?
Все смешалось, запуталось, слетело с привычной орбиты. Мне казалось, что со мной никогда не случится того, что делает глупыми других девушек. Я так долго верила в свою неуязвимость чувствам. Откуда они взялись? Как так вышло, что я потеряла голову за какой-то месяц? Что в нем такого? И почему именно он? Именно этот парень? Так много вопросов. Я уверена, что каждая задает их себе, оказавшись на перепутье. Саймон никогда не отпустит, глупо даже надеяться на его благородство. Он растопчет меня и выбросит туда, где взял. А я не могу допустить подобного. Второй раз мне не подняться, не выжить.
Но страшнее для меня другое — я не могу допустить мысли, что потеряю Итана, и то чувство безумного притяжения, которое так внезапно и крепко связало нас. Как глупо! Отчаянно карабкаться наверх, чтобы влюбиться в парня, который вылез из того же болота, что и я. Но, может быть, в этом и есть особый смысл, который все время ускользает от меня? Урок судьбы, провидение? Когда мы вместе, все перестает иметь значение, словно время и планета замирают, даря нам часы забвения. Тайком, урывками. Потом я возвращаюсь в свою клетку и не могу понять, как меня угораздило, так вляпаться? Непредусмотрительно, по-детски влюбиться? Я даже не знаю, чувствует ли он то же, что и я. Десять дней, пока я не решалась ему позвонить, были адом. Мучительным адом. Особенно те моменты, когда приходилось ложиться в постель Саймона и удовлетворять его запросы. Хорошо, что он не усердствовал, не требовал изысков. Он был доволен, предоставленной информацией и в качестве бонуса дал мне немного больше свободы и купил новый комплект драгоценностей. Я ни разу не надела их. Не смогла.