Он наклоняется к ней, прихватывая за плечо и слегка сжимая. От его прикосновения по телу расползается тепло, и она перестаёт дрожать. Она что, снова спит? Он не должен быть здесь. Он должен пропасть, как и всегда. На секунду, она зажмуривается, а когда вновь открывает глаза, расслабленно выдыхает. Это он. Слишком уставший, с осунувшимся лицом и тёмными кругами под глазами. Должно быть, он недавно принял душ — от него пахнет гелем для душа. Волосы аккуратно уложены и даже в темноте ей удаётся разглядеть пробор.
— Ты куда? — выдавливает она из себя, понимая, что он сидит в костюме. Она тянется к телефону. Пять утра. Так вот, во сколько он исчезал всё это время.
Он ничего не говорит, смотря на неё. Они сидят в звенящей тишине, изучая лица друг друга. По телу снова бегут мурашки. Она подтягивает к себе одеяло, заворачиваясь в него, как в кокон.
— Не уходи, — произносит она, понимая, что он так и будет молчать. — Пожалуйста…
Но он встаёт. Она испуганно прикусывает губу, ожидая, что сейчас за ним закроется дверь, но вместо этого, он начинает стягивать с себя одежду, меряя шагами комнату. В темноте, она видит, как в сторону отлетает галстук и рубашка. Застыв у окна, он смотрит вниз, раздумывая о чём-то своём. Так проходит десять минут и, наконец, он оборачивается и идёт к ней, забираясь в кровать в брюках.
— Постарайся уснуть, — звенящим шёпотом произносит он, притягивая её к себе.
— Ты злишься на меня?
— И на тебя, и на себя, — его горячее дыхание согревает шею. — И на твоих родителей, и на Рос, и…
— Можешь не продолжать.
Она чувствует, как он усмехается. Его пальцы попеременно скользят по коже, наглаживая и успокаивая. Ей так хорошо. Прикусив губу, она лежит, прижимаясь к нему спиной. С каких пор ей стало так спокойно с ним? Да практически сразу же. А что же будут думать другие? Родители, например. Она чуть ли не фыркает, вспоминая о них. Плевать. Они хотели отдать её в руки безумцу. Хотели и хотят этого до сих пор. Только она не согласится на это. Пройдёт три года и она…а что она будет делать? Он такой странный, взрывной, опасный. Его забота порой душит. Ей ясно, что он привык всё контролировать. Привык приказывать и оценивающе смотреть на результаты. Она была права, подумав о нём как о тиране. Только вот за его тиранией скрывается что-то более глубокое, недосягаемое. Она вздыхает, если бы ей только знать, о чём думает он, то всё было бы легче. Но он никогда не скажет ей. Будет продолжать молча злиться, пока она выпытает из него причину. Или ещё хуже, сразу же начнёт кричать. На ум приходят его слова о двух оттенках, в которые он окрашивал свою жизнь. До неё вдруг доходит, что это до сих пор так. Та, цветная палитра, о которой он говорил, не более чем его воображение.
— Не пытайся понять меня, — вдруг произносит он, показывая жутковатую способность читать мысли. — Из этого ничего не выйдет.
Ничего не выйдет? Она переворачивается, встречаясь с ним взглядом. О чём он говорит? Его глаза затуманены, местами, в них можно разглядеть блеск металла. Он лежит, подложив правую руку себе под голову. Она обегает его лицо взглядом. Мизинец. Владелец борделей. Финансовый аналитик. Безумно хитрый и опасный человек, сумевший заставить замолчать даже её своенравного отца. И вот это вот всё привлекает её, как никогда. Господи, кто бы мог подумать, что она будет чувствовать в нём потребность.
Сгибом пальца он с какой-то необычной для него нежностью скользит по её губам. Она приоткрывает рот, и он тут же целует её. В ней всё взрывается фейерверком, когда его язык сплетается с её.
— Мне кажется я… — произносит она, отстранившись.
Что ему сказать? Что она влюблена? Нет, она не сможет произнести это вслух. Ей стоило больших усилий, чтобы принять это, хотя бы для самой себя.
— Я знаю, — кивает он. — Мне тоже так кажется.
И в этот момент в его глазах отпечатывается такой безумный страх, что ей становится жалко его. Ему тяжелее, чем ей. Намного тяжелее. Это видно по тому, как сильно он сжимает челюсть и какой загнанный у него взгляд. Всеми силами он пытается завладеть ситуацией, но у него ничего не выходит.
— Это же ничего не значит?
— Абсолютно ничего, — произносит он с усмешкой, притягивая её к себе.
Её пальцы расстёгивают пуговицу на брюках, пока он стягивает с неё рубашку. Он улыбается одними уголками губ. Улыбается так, что тело сводит, а изо рта вырывается предательский стон. Это как свисток к началу матча. Это распаляет его, и он уже не может контролировать себя, зарываясь пальцами в её волосах. Он даже не замечает, что позволяет себе чуть больше, чем обычно. Чуть больше аккуратных, жарких поцелуев. Чуть больше тёмных, притягивающих взглядов. Она выгибается под ним, как никогда прежде, но он даже не думает спешить. Прокладывая витиеватые дорожки из поцелуев, по всему её телу, он стягивает с неё последний кусочек ткани, отделяющий их от того безумия, которое напрашивается само собой.
— Как же я тебя ненавижу, — шепчет он, входя в неё и срывая с её губ полу-смешок, полустон.
Ей даже не хочется отвечать ему. Руки обвивают его шею, скользят по плечам. Он отрывается от груди, кусая её напоследок, и утыкается носом ей в шею. Его горячее дыхание путается в волосах. Движения медленные, рванные, способные в любой момент перерасти в сумасшедшую гонку не на жизнь, а на смерть. Его шёпот вызывает мурашки. Она пытается сконцентрироваться на коротких, отрывистых фразах, выдыхаемых ей в ухо. Ей хочется остановить его и заставить повторить всё ещё раз, чуть громче, но она не может, начиная захлёбываться в волнах, накатывающих на неё одна за другой. Пальцы проскальзывают по его мокрой спине.
— Пожалуйста… — чуть ли не хнычет она, понимая, что он собирается её мучить. — Петир, пожалуйста…
Но он не слушает её, каждым своим движением пытая всё больше и больше.
***
— Я хочу на ужасы. Я люблю ужасы, — передразнивает он её, когда они выходят из кинотеатра. — Ты визжала на весь зал! — Они останавливаются, и он разминает левую ногу. — И щипала меня.
— Ой, отвали!
Она бросает на него быстрый взгляд. В джинсах, кедах и толстовке. Кепка натянута чуть ли не до глаз, а в карманах кожаной куртки топорщатся мобильный и пачка сигарет. И этот человек супер крутой игрок в мире финансов? Она фыркает, следя за тем, как он брезгливо осматривает дешёвые кафешки.
— Ну и?
— Я предлагаю пойти в Макдональдс, — его глаза округляются. — Картошечка там, булки…
— Боже… — он чуть ли не стонет. — Сыграем ещё раз сегодня вечером, мне нужно отыграться.
Она закатывает глаза, поворачиваясь к нему спиной, и направляется на противоположную сторону улицы, зная, что он идёт за ней. С его стороны, было глупостью, соглашаться на очередную партию в карты. Ах, как бы ей хотелось вновь увидеть его ошеломлённый взгляд, при виде новой колоды карт. Никаких точек, никаких заломов. Всё честно. Настолько честно, что он моментально проиграл, подарив ей тем самым желание. И вот теперь, он плетётся за ней, что-то недовольно бурча себе под нос. Она прикусывает губу, пытаясь удержать себя от смеха. Вот бы вечером он проиграл ей ещё раз, у неё как раз есть неплохая футболка, купленная специально для него. Какую же истерику он ей устроит, когда увидит, в чём ему предстоит ходить!
— Предпочтения? — спрашивает она, когда они заходят набитое до отвала кафе. — Ладно, я поняла, всё на мой вкус.
Он коротко кивает, ошарашенно оглядывая толпу, жующую чизбургеры. Судя по его замешательству, он не привык ходить в такие кафе. Бары, рестораны, пабы, но никак не быстрое питание.
— Два кофе и вишнёвые пирожки, пожалуйста, — девушка явно младше неё кивает. — Ой, и картошку.
Она расплачивается картой и забирает бумажный пакет, вручая его ему на ходу. Он недовольно поджимает губы, но ничего не говорит. Они идут рядом, изредка переплетая и сразу же расцепляя пальцы. Она снова представляет реакцию родителей. Отца хватит удар, а мать будет читать нотации. Только вот она не собирается с ними это обсуждать. Ни сейчас, ни потом. К тому же, она толком и не знает, что между ними происходит. С сегодняшнего разговора и последовавшего за ним секса — ничего не изменилось. Признания в симпатиях, если их скомканные фразы можно конечно назвать симпатиями, никак не поспособствовали решению сложившейся проблемы, а лишь наоборот усугубили её.