Также пропала пятнадцатилетняя деревенская дурочка, которая почти всю свою жизнь проводила, сидя на церковной паперти. Когда именно она исчезла, никто точно сказать не мог. По комплекции эти женщины были схожи с Милицей Гранчар: имели тот же цвет волос и такой же рост.
В те дни я приходил домой очень поздно. Чаще всего, дети уже спали.
Глядя на спящее лицо дочери, я часто думал, что должно произойти, чтобы из милого ребёнка выросла настоящая волчица, жестокая и беспощадная? В отличие от своего коллеги Кляйна я не испытывал ни малейшего сострадания к преступнице. С юности некоторые близкие упрекали меня в излишней холодности, но я всегда считал, что справедливость превалирует над чувствительностью. Преступник должен получить воздаяние вне зависимости от того, мужчина он или женщина, взрослый он или подросток.
Я понимал, что дело Инсбрукской женской гимназии одно из самых важных в моей практике. И от того, удастся ли мне доказать вину преступницы, зависит моё самоуважение на долгие годы.
Именно поэтому задержки и вновь открывающиеся обстоятельства, которые тормозили расследование, так раздражали меня.
Я работал как вол, просматривая досье исчезнувших в Метковиче, протоколы допросов свидетелей, описания улик, несмотря на то, что коллеги уже делали это на месте. Мне казалось, что ещё немного, и личность таинственной утопленницы будет раскрыта. Не хватало какой-то одной конкретной детали. И наконец, такая деталь была обнаружена.
При допросе двоюродной тётки Филиппа Гранчара, у которой в последние месяцы жила Милица, ею был рассказан случай, о том, как Мила ещё в пятилетнем возрасте залезла на высокую грушу во дворе и упала с неё, сломав ногу. Рассказ был зафиксирован в протоколе, но на изложенный факт никто из местных полицейских не обратил внимания. Обнаружив эту деталь, я тут же, несмотря на позднее время, послал по телеграфу запрос.
Ответ пришёл на следующий день. Следов сросшегося перелома у утопленницы не было. Это не Мила, это совершенно посторонняя женщина!
«Чёрт-те что!», — думал я, вновь открыв материалы дела. Казалось бы, вот она, цель, а не добраться! Я был готов срывать своё раздражение на всех: на коллегах, на свидетелях, да что там, на жене. «Эмоции — худший враг сыщика», — говорил мне двадцать лет тому назад мой наставник. Теперь я был согласен с ним на все сто. Завтра уже похороны убитых, пресса давно сделала из меня посмешище, а убийца до сих пор на свободе. Эти красные волчьи глаза преследовали меня повсюду. Я чувствовал, что ухожу в пустоту. «Если выросшая в благополучной семье Анна способна на такое зверство, то что будет с Бертой или Каспером?» — с волнением думал я.
Я был в тупике. Никогда ещё выбор между лёгким и правильным не был так сложен.
Глава 8. Разоблачение
Завтра уже похороны. А я всё топчусь на месте! Я искренне завидовал Кляйну: он далеко, в Хорватии, ему-то что? Должно быть, убедившись, что утопленница — не Мила, он пока ждёт распоряжений, да гуляет вечерами по местным лесам. А вот Филипп, не удивлюсь, если опять схватил обострение. То, что он болен шизофренией, я понял практически сразу. Да и отец Хильды Майер красочно описал его странности, при том он был уверен, как и некоторые другие, что этот пьяница вряд ли научил чему-то хорошему свою дочь.
Опять в коридоре гвалт. Родители погибших и пострадавших уже порядком мне надоели, я чувствовал навязчивое раздражение и злобу.
— Франц! — позвал я дежурного. — Убери их куда-нибудь! Нечего тут митинги устраивать!
— Позвольте, инспектор, — развёл руками коллега. — Но что я с ними сделаю?
— Как что?! — вмиг распалился я. — Выпроводи их к чёртовой бабушке! Никто не имеет права вставлять полиции палки в колёса!
Франц понял, что я не в духе и поспешил удалиться. А я уже был готов «колючкой» обнести участок, лишь бы не слышать всего этого гвалта возмущений и требований скорее найти убийцу. «Эмоции — наш худший враг», — говорил когда-то Марк. Теперь я понимаю, что имел в виду мой брат, слишком хорошо понимаю. Я хоть и сыщик, а всё же человек. За эти несколько дней я здорово вымотался. Мало того, что дело постоянно подбрасывало мне неприятные сюрпризы, так ещё и дома начались проблемы. Вчера вечером Марта буквально с порога налетела на меня, крича о том, что Берта опять провинилась.
— Читай! — кричала она, буквально тыча мне в нос клочок бумаги. — Полюбуйся на это!
Очередная жалоба от учителей. Как всегда. На этот раз эта скверная девчонка достала где-то зажигалку и подпалила однокласснице волосы.
— Понятно, — отвечал я. — А я что сделаю? Если эта бандитка хочет в тюрьму сесть, не буду ей мешать.