— Так, а этим летом она бывала здесь? — я уловил нить и теперь пытался спровоцировать Густава на откровенность. Если Зигель ему понравилась, значит он частенько как бы случайно забредал на знакомую тропу в надежде увидеть Анну.
— Да, — ответил парень. — Была. И не одна. С ней был какой-то парень, не могу сказать, то ли цыган, то ли ещё кто… Он показывал, как с помощью какой-то непонятной жидкости костёр разжигать. Ещё он какой-то валун подрывал.
Так-так, кажется, я знаю, кто этот таинственный спутник: это Ненад Манджукич. Паззл потихоньку обретал законченную форму.
— Спасибо, Густав, что меня проводил, но на будущее должен тебе сказать, всегда, когда кто-то из гражданских при тебе стреляет из настоящего пистолета, ты должен заявить в полицию, понял?
— Да, господин полицейский, — пробормотал он и быстро направился обратно в лес. А я зашагал по дороге к городу, направляясь не домой, а обратно в полицейский участок.
Спать в эти дни мне было некогда.
В приёмной дежурный передал мне узелок с тормозком. Оказалось, Каспер передал кое-что из приготовленного Мартой ужина. Есть, однако, мне пока не особенно хотелось, поскольку мысли мои были заняты «мышеловками». Если хлеб могут съесть животные и склевать птицы, то твёрдые куски рафинада, скорее всего, никто не тронет, кроме проголодавшейся школьницы. Теоретически это могли сделать прожорливые барсуки, белки или еноты, но защиту от них лесничий обещал придумать. Гарантия, конечно, не стопроцентная, но я надеялся на свои ловушки. Одна осечка может сломать всю комбинацию, и тогда придётся начинать всё по новой. Суть моей игры на нервах заключалась в том, чтобы вынудить волчицу изменить привычному ритму и выйти из своего убежища.
Вернувшись в участок, я обнаружил на столе донесение, которое принесли уже после того, как я отправился в лесничество. С этого дня должен был возобновиться учебный процесс для учениц сгоревшей гимназии. Временно их перевели в здание церковной школы на другом конце города. Это решение вызвало очень много недовольства среди учениц младших классов и их родителей. Из-за этого, оказывается, сегодня во второй половине дня даже случилось стихийное собрание перед мэрией. Родители учениц возмущённо кричали о том, что здание не приспособлено, классы тесные, холодные, учиться в них невозможно.
Постепенно разговор перекинулся на полицию, которая «ничего не делает для поимки преступника». В результате несколько особо активно выступающих горожан пришлось даже задержать. Когда я вернулся в участок, они были уже опрошены, предупреждены и отпущены. Но в объяснении одного из них мелькнула интересная фраза:
«Родители Анны Зигель ещё живы! А мы водим своих детей в этот клоповник!».
Я испугался. Попахивало самосудом. Я быстро просмотрел другие объяснительные. На первый взгляд, в них не было ничего необычного, кроме вполне понятного возмущения. Но общий тон всего этого мне очень не нравился. Ещё не хватало нам общественных беспорядков в городе. На заднем плане мелькнула мысль о том, что я сегодня первый раз в жизни не предупредил семью о том, что не приду ночевать. Оставаться на работе приходилось и раньше, но обычно я давал знать жене. Но сейчас, после последней ссоры, это не казалось мне таким обязательным, гораздо важнее было происходящее в городе. И, казалось бы, откуда кто что мог узнать. Откуда берут сведения все эти люди? В этом городе и газет не надо.
Приближалось утро. Я с нетерпением ждал появления на службе первых патрульных с намерением отправить их на смену тем, которые дежурили в доме Анны Зигель. В свете последних событий могло быть всё что угодно, включая поджог этого дома. Я только надеялся, что горожане закопают свой «топор войны» в день похорон. Но первым прибежал как раз один из тех, кто сторожил дом Зигелей.
— Господин Дитрих! — закричал он, — они уезжают! Родители Анны Зигель уезжают! Они уже запаковали большие корзины и чемоданы и сейчас вызвали две пролётки!
— В таком случае, обеспечьте прикрытие. Самосудов только не хватало, — отвечал я, разминая шею. Я уснул прямо за рабочим столом среди кипы бумаг. Свежеперепечатанные протоколы вскрытия лежали совсем рядом. Время от времени я слышал скрипучий голос доктора Вебера:
— …обширное внутреннее кровоизлияние вследствие повреждения брюшной аорты. Сильно расширены оба зрачка… Причина смерти — термические ожоги четвёртой степени…