Однако сама Агнеш уверяла всех и вся, что принимала участие лишь в одном убийстве, да и то всё вышло практически случайно, а виной всему следователь, который обещал сперва проверить алиби самой Агнеш и её мужа, а тут вдруг взял и обманул. Получалось, Агнеш и вовсе оказалась не в то время, не в том месте. Однако вряд ли человек, оказавшийся «не там и не тогда» будет считаться самым опасным обитателем тюрьмы после Анны Зигель, рядом с которой меркнут все здешние убийцы.
Мало кто из каторжниц признавался, что сознательно шёл на преступления, каждая из них обязательно сочиняла душераздирающую легенду о своих мотивах, а потом, возможно, сама же искренне и начинала в неё верить. Однако не мне судить, кто из них есть кто, особенно учитывая, что сама здесь нахожусь.
– Мелкий что, так и не хочет учиться? – спрашивала Анна, когда очередь доходила до письма Барнабаша.
Мой младший брат и впрямь учился из-под палки. На уроках он считал ворон и еле-еле выезжал на тройки. Однажды он уже был второгодником, а ведь мы добрую половину нашего скромного семейного бюджета тратили именно на оплату обучения Барнабаша. В школе он слыл хулиганом и прогульщиком, часто пропускал уроки и, как следствие, ему многое приходилось пересдавать. Но вся соль в том, что когда-то в этой же школе учился Эрик, один из лучших выпускников последних лет.
Дурная репутация нашей фамилии помешала Эрику стать журналистом, но выход нашёлся довольно быстро – наш средний брат на дому занимался корректурой и переводами, знал несколько языков, в том числе, немецкий. Его уровень позволял ему не только свободно разговаривать на этом языке, но и вести переписку, и читать художественную литературу. Мало того, он мог ещё и заниматься гравировкой, и подделать любую подпись. Как-то раз он чуть не прогорел на этом, но пронесло – полиция просто доказать ничего не смогла, а слухи не могут служить весомыми доказательствами вины подозреваемого.
Вечером мы вновь оказались в камере. Анна достала припрятанное под тюфяком яблоко и, начав его уплетать, вернулась к теме нашего разговора.
– Ну, так что, кто из ваших знает немецкий?
Я надеялась, что за день она забыла об этом, но не тут-то оно было. Похоже, она решила устроить мне проверку. Волчица в человеческом обличье впервые за много дней почувствовала человеческое тепло и, похоже, сама не верила в это. Я действительно относилась к ней хорошо, даже припадки терпела. Теперь у неё появилась отдушина – спасение от чувства нарастающего одиночества.
– Ну… Я, конечно, знаю немецкий, но так, посредственно. Виктор знает – он часто в Австрии бывал. Только дома он появляется редко. Зато Эрик всегда там – он на дому работает. Занимается ещё и переводами.
– То, что нужно! – воскликнула Анна, принимаясь за письмо. – Мне даже некому было написать. А я ведь тогда сильно простыла. Думала, всё – ноги протяну, а меня и забрать некому – родители мои погибли, друзей нет, в общем… Полная пустота, – с горечью вздохнула Зигель, протягивая мне засаленный листок, предназначенный для Эрика. – Если никто не ответит, то… То оно и понятно – кому хочется марать руки об убийцу?
О нет, у Анны, кажется, начинается припадок! До сих пор я стоически переносила подобные состояния соседки, но сейчас, когда я была напряжена до предела, я рисковала не выдержать и сорваться. Сказывалась и усталость после рабочего дня.
Удивительно, но в этот раз Анна вела себя поспокойнее – она просто сидела на нарах и, прижавшись спиной к стене, нервно хохотала, причём смех этот был вперемежку с всхлипами. Похоже, она совсем одичала. Я решила всё же подстраховаться и буквально на полях листа сделала краткое предписание Эрику: «ответь на оба письма». Мой брат достаточно сообразителен, чтобы понять, в каком я положении.
– Всё хорошо, Анна, – неожиданно для себя я приобняла сокамерницу, та не сопротивлялась. – Мы – люди понимающие, потому тебе обязательно ответят.
– Да… Да… Кому, как не преступникам понимать меня? – сглотнула она. – Вы ведь там один другого краше. Ну, а если за убийство сижу, так вы, мадьяры, живодёрство впитали с молоком матери. Мои братья по разуму…
Анна резко дёрнулась и ударилась головой о стену. Она изо всех сил, стараясь как-то сдержать себя, обхватила себя руками, вцепившись в одежду. Лишь её голова продолжала дёргаться, а сама она – издавать какие-то непонятные звуки.
***
Прошло ещё три недели. Я получила очередную посылку, а вместе с ней – письма. Вот пять листов написано на венгерском, а ещё один… На немецком.
– Анна, это тебе! – крикнула я, показав бумажный лист.