Тюремная карета, дрожа и подскакивая на ухабах, медленно ползла в гору. Хотя был конец марта, ещё было очень холодно, по краям дороги лежал снег. Сквозь зарешёченные окна я с жадностью смотрела на высокое мартовское небо. По бокам от меня сидели два высоких молчаливых конвойных. На стоянке один из них зашёл в придорожный ресторанчик и принёс мне чашку горячего бульона. Сам он, видимо, опрокинул стаканчик шнапса, так как его потянуло на разговоры.
– А что, вам с детства хотелось убивать людей? – спрашивал он с крестьянским простодушием.
– Да, вот прям с самых малых лет, – сказала я как можно более серьёзно.
Он вздрогнул и замолчал.
Глава 45. Суд
Здание городского суда было оцеплено. Меня быстро провели по длинному коридору, причём сказали надвинуть на голову капюшон накидки. За этим капюшоном я почти ничего не видела, кроме пола под своими ногами.
Потом начался суд. Видимо, тем, кто готовил это заседание, пришлось немало потрудиться, чтобы в нашем небольшом городе найти на роль присяжных заседателей двенадцать граждан, не имеющих абсолютно никакого отношения ни к моей семье, ни к семьям моих жертв. Я окинула взглядом всю дюжину. Знакомых лиц среди них не было. Зря Дитрих иронизировал по этому поводу, никого из присяжных я узнать не могла. Скамьи для публики были действительно пусты.
Справа перед скамьями присяжных стоял маленький столик секретаря. За барьером рядом со мной сидел мой перепуганный молодой адвокат. Напротив него – серьёзный седой прокурор с непроницаемым лицом. А посередине, под портретом императора – судья Вебер, презрительно оттопыривший толстые губы. Я знала этого человека. Однажды я даже была с родителями на приёме, где старый судья произносил какую-то речь о важности воинской службы, о благонадёжности, о долге, чести и тому подобных мало интересовавших меня вещах. Тогда мне было лет двенадцать. С тех пор судья ни капельки не изменился.
Ждать какого-то снисхождения с его стороны мне явно не приходилось. Ни судья, ни прокурор не смотрели в мою сторону. Зато присяжные разглядывали меня во все глаза, как хищника в зоопарке.
Секретарь встал и объявил начало процесса. После стандартных вопросов, на которые я старалась отвечать как можно твёрже и спокойнее, начали оглашать материалы следствия.
Поначалу я слушала очень внимательно. Некоторые обстоятельства были для меня новостью, так, например, я узнала, что регулярно употребляю наркотические вещества, а также проявляю агрессию с самого начала обучения в гимназии. Однако с течением времени я начала отвлекаться. Речь прокурора всё текла и текла, оглашались особые обстоятельства, подробно рассказывалось о действии всех моих жертв перед трагедией, в зале было очень душно, так как установленная в углу железная печка сильно дымила, не добавляли свежести воздуху и две большие люстры со стеариновыми свечами. Окна были закрыты ставнями, видимо, местное начальство слова «закрытый процесс» восприняло буквально. К окончанию первого дня заседания я задремала. Очнувшись, поняла, что обвинение ещё не огласили полностью. Судья объявил перерыв до десяти утра следующего дня. Меня отвезли в местный полицейский участок, в камеру предварительного заключения, которая уже была мне хорошо знакома. По всему ходу движения кареты улицы были плотно набиты народом, и полицейские с трудом сдерживали рвущуюся ко мне толпу.
На следующий день в десять часов заседание продолжили только для того, чтобы полностью огласить обвинение. А затем снова перенесли его на следующий день, когда, наконец, должно было состояться рассмотрение дела по существу.
– Подсудимая, встаньте!
Судья говорил казённым безэмоциональным голосом, как будто и не знал, в чём меня обвиняют. Я и сама делала вид, что ничего не происходит. Заранее приготовившись слушать в свой адрес тонны проклятий, я просто старалась хоть немного абстрагироваться от реальности.
– Ваше отношение к обвинению?
– Полностью признаю, – ответила я, чувствуя себя неуютно от взгляда судьи.
– Вы будете давать показания?
– Там всё уже записано. Мне нечего добавить, – пробормотала я.
Есть ли смысл мне давать показания, если сейчас я столько нового про себя услышу? Окажется ещё, что я – пироманка, что это я изобрела динамит, и что я чуть ли не открыла новый десяток элементов в таблице Менделеева, с самого детства стремясь стать убийцей! Горькая усмешка скользнула у меня по лицу, и я, получив разрешение, села обратно.
– Ешьте, ешьте меня, черти, хоть с костями! – бурчала я, – главное – не подавитесь, а то опять же я буду виновата, что не в то горло полезла!