-- Какая ты всё-таки дрянь. Я считала тебя честной девочкой, -- грустно сказала Инга, глядя на меня, и вышла из класса.
Я потеряла симпатию единственного человека в гимназии, который меня поддерживал. "Мерзость", -- последнее, что я услышала от Инги.
Эстер, тем временем, наблюдала за нашей учительницей в коридоре на некотором расстоянии с чуть заметным злорадством.
-- Видала, как её перекосило? Ох и устроит она мелким весёлую жизнь, а!
-- Заткнись! -- буркнула я, испытывая чувство вины перед Ингой.
Перед глазами опять возникла Мила Гранчар. Даже мне было противно от того, как перемывали кости её отцу, а Ингу наверняка наша с Эстер выходка чуть до слёз не довела. Я уже представляла, как Бекермайер торжественно заключит: "Вот, Инга, к чему привело твоё к ним отношение".
-- Ну чего ты обиделась? Инга, конечно, мелочна, но выносить все эти интимные подробности на всеобщее обозрение... Да ну, постесняется. Но теперь-то видишь, что вся её к нам "любовь" до первой проказы? Это будет Цербер похуже Жерди.
Злые розыгрыши Эстер любила не меньше Хильды Майер, однако вредить предпочитала исподтишка и чужими руками. Остаток дня прошёл, как в тумане. И снова Эстер пригласила меня к себе.
-- Ой, слушай, -- спросила она, пройдя в комнату. -- А кто это был-то? Она сказала тебе?
-- Феликс Зальтен, писатель.
-- У-у-у... -- покачала головой Келлер. -- Инга не мелочится. А хотя вкус у неё так себе. Она бы ещё в контуженного влюбилась, вот была бы умора.
-- Это тот человек, чьё произведение она нам сегодня читала на уроке, -- тяжело вздохнула я, - поэтому его фотография была у неё в портфеле. Она просто хотела нам её показать. Я думаю, что он никакой не её любовник.
-- Да ладно, -- грубо воскликнула Эстер, -- любовник, ясно же! Зачем бы она его с собой таскала. Вот, награда тебе!
Хихикнув, Эстер достала из ящика уже знакомую мне золотую шкатулочку.
В этот раз я вдохнула кокаин более удачно, но, кажется, переусердствовала.
-- Э-э-э! Ты только не отдай тут Богу душу! -- закричала Эстер.
Эти звуки доносились как будто из дальнего угла комнаты. Я не чувствовала ног, голова у меня кружилась, а сердце, казалось, готово было выскочить из груди. "Только бы не грохнуться в обморок..."
Но вдруг я почувствовала необыкновенную лёгкость мыслей. Я вдруг в один миг получила ответы на все вопросы, которые занимали меня в последнее время. Казалось, что все тайны бытия открыты передо мной. Казалось, что я теперь смогу решить любую проблему. Одноклассницы не дают мне жить? Какая ерунда! Я теперь одним только словом смогу не только успокоить их, но и повести за собой! Они будут ловить каждое моё движение! Я стану лидером, объектом для подражаний, поводом для гордости родителей!
Я обидела Ингу? Какая чепуха! Это просто чепуха, я потом подумаю, что с этим делать. Она же не может не понимать, что такая умная, как я, такая по-настоящему глубокая личность... Да кто она такая! Почему я должна думать о ней?! Все эти, так называемые преподаватели, мелкие людишки, разве они ценят меня? Разве получаю я от них того, что заслуживаю, того уважения, как чрезвычайно умная и глубокая личность, которая может дать ответ на любой вопрос, но не просто какой-то там ответ, который они считают правильным, а такой ответ, который на самом деле правильный, ГЛУБИННЫЙ ответ... Какая интересная, оказывает, штука этот кокаин! Это он помог мне понять свой ум, свою ценность, свою способность проникать в самую глубину предметов и явлений, только почему его действие так быстро заканчивается?.. Теперь я понимаю фразу Эстер: "У меня так много идей!" Теперь и у меня так много идей! Наверняка, побольше, чем у Эстер, только вот нет сил их высказать или записать...
Внезапно мне захотелось спать, я склонила голову на кровать Эстер, но если и спала, то только пару минут.
-- Эй, вставай, всё, хватит! -- закричала Эстер.
-- Так бывает каждый раз, когда ты это вдыхаешь? -- поражённо спросила я.
Прошло не более получаса, но для меня как будто промелькнула целая жизнь, полная необыкновенных открытий. К сожалению, я теперь не могла их сформулировать, но отчётливо помнила, что они были. Поэтому теперь чувствовала лёгкую грусть и желание повторить.
-- В первый раз у всех сильнее, чем потом, -- ответила Эстер, -- но и потом тоже неплохо. Ты меня слушайся, и я тебя иногда буду радовать. А теперь спрячем, мать должна прийти скоро с репетиции. Она без кокаина вообще жить не может. Говорит, что он ей помогает хорошо играть. Между нами, играет она так себе. Хоть с кокаином, хоть без него. Но это не важно, главное правильно выбрать покровителей.
Эстер усмехнулась и подмигнула мне. В тот момент она мне казалась не только совершенно взрослой и чрезвычайно опытной. Она казалась мне всемогущей. Я забыла все прошлые мысли о ней, всё своё слегка презрительное осуждение.
-- Можно я к тебе завтра приду? -- спросила я.
-- Не так часто, -- усмехнулась Эстер, -- ты придёшь тогда, когда я тебя сама позову.
И она вытолкала меня за двери.
На следующий день травля со стороны одноклассниц усилилась. Не знаю откуда, в класс проникла новость, что на фотографии никакой не любовник Инги, а просто какой-то известный писатель и журналист из Будапешта. И что выкрала из портфеля фотографию я. И что именно я объявила известного писателя любовником Ингрид.
Конечно же, рассказала об этом Эстер, до моего прихода в класс. Она от сложившейся ситуации получала необыкновенное удовольствие. Выросшая в театральных кругах, она, как опытный режиссёр, заранее расписала все роли, поставила сцену, подала нужные реплики и теперь с удовольствием наблюдала дело рук своих, как из зрительного зала.
Несмотря на вчерашние развлечения с портретом, мои одноклассницы Ингу по-настоящему любили. Забыть собственную жестокость и бессердечность к ней, им помогала новая жестокость ко мне -- якобы виновнице всего случившегося.
Едва я вошла в класс, там сразу же воцарилась гнетущая тишина. Отовсюду на меня уставились враждебные взгляды. Потом в спину что-то ударило. Я обернулась и увидела потрёпанный учебник истории, лежащий у моих ног. Пока я смотрела на него в недоумении, в меня полетели со всех сторон книжки, кусочки мела, огромный деревянный треугольник, с помощью которого Жердь чертил фигуры на доске. Мне разбили губу. Пытаясь вытереть руками тонкую струйку крови, я только размазала её по всему подбородку. В кармане передника лежал платок, но я о нём забыла.
-- Ууу, вампирша, -- кричали отовсюду, -- вот тебе за нашу Ингу!
И предметы продолжали лететь мне в голову.
Бросив свои книги в классе, я выбежала в коридор и побежала по нему на улицу, прочь от гимназии. Мне казалось, что разъярённая толпа бежит следом, продолжая выкрикивать оскорбления. Сердце выпрыгивало из груди, я плохо соображала. Реветь я перестала давно - много чести.
Так продолжалось несколько дней. Стоило мне показаться в классе, на меня бросались, как хищники на жертву.
А потом... Потом с трудом вырвалась от одноклассниц, набросившихся на меня толпой. Даже кто-то мелкий и злобный стремился выместить на мне всю злость. Вырвавшись, я бросилась беежать. Я стремглав влетела в первую попавшуюся дверь, и на некоторое время остановилась, как вкопанная. Это была лавка того чудаковатого любителя старины, которого все просто звали по имени -- Зепп.
-- Кто здесь? -- недовольно спросил он, надевая очки, чтобы получше рассмотреть нарушителя спокойствия, так сильно толкнувшего дверь, что колокольчики чуть не оторвались.
Я не ответила, я всё пыталась отдышаться, оттого какое-то время просто смотрела в сторону прилавка, откуда всё ещё шёл столб табачного дыма. Мокрые волосы прилипли к моим шее и лбу, с сумки и пальто падали тяжёлые капли.
-- Ах ты, Господи! -- воскликнул лавочник, увидев меня растрёпанную с синяками и ссадинами на лице.