-- Жаль, что сегодня мне не удалось вновь увидеть этот замечательный камень. Вчера, издалека, я плохо рассмотрела его.
-- Да, камень поразительный и по размерам, и по искусству огранки. Вам нравятся изумруды?
Я кивнула.
-- У меня имеется очень красивый браслет с изумрудами. Камни чистые, тонкая ювелирная работа... Вы обязательно должны его посмотреть!
-- Хотелось бы. А у султана и правда, была тысяча жен?
-- Во всяком случае количество наложниц не поддавалось исчислению. И я его понимаю, -- с намеком проговорил Гитц, и на его лоснящейся физиономии появилась плотоядная улыбка, -- хранить верность одной женщине -- это такая скука...
-- Да уж наверно, так оно и есть, -- не подумав, ляпнула я, -- а то бы девушки на улицах все остались без работы. И куда им тогда, бедным, податься?
Мой собеседник опешил и замер, невольно приоткрыв рот. Я поняла, что выдала себя, и лихорадочно принялась соображать, как поправить положение. Хорошо, что к столику вернулся официант с подносом. Пока он уставлял стол блюдами, я нашлась, как объяснить вырвавшуюся реплику в защиту "ночных бабочек".
-- Дело в том, что я занимаюсь благотворительностью в обществе "Кающейся Магдалины". Знаете, что поразительно: ни одна из этих несчастных не занимается своим ремеслом из любви к разврату, всех их толкает на панель нужда. С нашей помощью некоторые из девушек уже вернулись на путь добродетели. Лучше работать горничной и раз в неделю получать честно заработанные деньги, чем ежедневно торговать своим телом, не правда ли?
Вот как ловко я перевернула слова Золтана!
Похоже, Гитц вполне удовлетворился объяснением. Мы приступили к трапезе. Несмотря на голод, я старалась не спешить, ела аккуратно, будто нехотя. Красное вино, которое заказал кавалер, тоже пила по чуть-чуть, боясь захмелеть некстати.
Насытившись и откинувшись на спинку кресла, Гитц оценивающе посмотрел мне в лицо, и сказал:
-- Так выходит, вы, Магда -- ханжа? Глядя на вас, в жизни бы не подумал!
Не зная, что ответить, я вопросительно приподняла брови. Слово было мне незнакомо, но судя по интонации, быть ханжой не слишком похвально.
-- Я имею в виду ваш вид благотворительной деятельности. Неужели вы, такая молодая и красивая женщина, отрицаете радости плоти? Или вы допускаете их только после церковного благословения?
Ах, вот он о чем, старый развратник! Состроив серьезную мину, я ответила:
-- Я осуждаю ремесло несчастных "магдалин", но вовсе не исключаю плотскую любовь -- по взаимному влечению, само собой.
-- А если я скажу, что испытываю такое влечение в данный момент? -- понизив голос и пытаясь гипнотизировать меня своими прозрачными голубыми глазами спросил Гитц.
Короче, беседа перешла в нужное русло. Он активно соблазнял меня, а я, постреливая глазками, изображала то смущение, то восторг от его комплиментов. К моменту, когда мы выходили из ресторана, "клиент" уговаривал меня поехать к нему на квартиру, но я делала вид, что колеблюсь. Лишь увидев на той стороне улицы Золтана, который подал условный знак, что все подготовил, я дала согласие.
Гитц уже порядком нагрузился, и вряд ли хотел еще пить, но я, оказавшись в его спальне, опять изобразила нерешительность и сказала, что мне необходимо выпить, чтобы расслабиться. Пока Гитц ходил в столовую за вином и бокалами, я достала припасенное снадобье. Потом еще раз выставила его, соврав, что стесняюсь при нем раздеваться. Когда он вернулся, я лежала в кровати со своим бокалом в руке, а ему пришлось взять второй, в котором я растворила снотворное. Мы выпили, и тут мне пришло в голову облегчить работу Золтану. Бог знает, что за сейф у Гитца, вдруг брат не сумеет с ним справиться? Он ведь не настоящий медвежатник.
-- Вы говорили о каком-то браслете с изумрудами, хотелось бы посмотреть на него, -- я надеялась, что Гитц согласится и откроет сейф прежде, чем подействует снотворное.
Так и произошло.
-- Да, дорогая, это вещь удивительной красоты! Сейчас я покажу...
Он отодвинул в сторону картину, висевшую прямо напротив кровати -- на ней была изображена обнажённая женщина, лежащая среди шелков и парчи, -- и, поколдовав над замком, открыл небольшой сейф, вделанный прямо в стену.
-- Вот этот браслет.
В бархатном футляре на белом шелке лежало настоящее произведение искусства: витиеватый золотой браслет с зелеными камнями в обрамлении искрящихся бриллиантов.
-- Какая прелесть! -- охнула я, и это были первые искренние мои слова за весь вечер. -- Наверно, браслет очень дорогой?
-- Самое дорогое я храню в глубине сейфа, -- медленно проговорил Гитц, берясь за лоб.
Должно быть, снотворное начинало действовать, но он-то этого не знал, потянулся в глубь сейфа, достал оттуда бархатный мешочек и... рухнул навзничь.
Он еще что-то успел пробормотать, когда я вскочила с кровати и склонилась над ним, но почти сразу отключился.
Осторожно вытащив зажатый в его руке мешочек, я распустила завязку и заглянула внутрь. Свет лампы отразился тысячей разноцветных огней. В мешочке оказались бриллианты, множество крупных, прекрасно ограненных камней!
Я задрожала от радости, захотелось высыпать их, пересчитать, полюбоваться, но я взяла себя в руки. Где-то за окном, на тихой темной улице Золтан ожидал моего сигнала.
Я уже сообразила, что окна квартиры выходят на другую сторону, значит, мне следует как можно скорее одеться и по лестнице подняться на чердак. Там я посвечу лампой из окна, а после спущусь вниз и открою брату дверь.
Не прошло и пяти минут, как Золтан с двумя пустыми мешками под мышкой проскользнул в квартиру аукционщика.
-- Молодец, Ники! Ты вышла из ресторана такая важная, надменная, что я думал и не взглянешь в мою сторону. Хорошо, что я успел договориться и взять повозку на сегодняшнюю ночь. К чему тянуть, если мужчина клюнул с первого раза, ведь так? -- подмигнул он. -- Он спит?
-- Конечно. И можешь сказать мне спасибо, тебе не придется взламывать сейф, я об этом позаботилась.
-- Неужто сама взломала? -- выкатил глаза брат.
-- Нет, догадалась сделать так, чтобы он его открыл собственными руками. Так что даже если сыщики не врут, что преступника можно найти по отпечаткам пальцев, то твоих отпечатков на сейфе не будет, и моих тоже.
-- Ну ты и ловкачка, Ники! Нам с тобой надо на пару работать...
-- Не хочу я с тобой работать. Того, что сегодня здесь возьмем, нам должно хватить до конца жизни. Главное -- не попасться!
В тот момент я думала, что не оставлю ни одного следа полиции -- как я ошибалась! Но главные улики, камни, они все равно не смогли найти.
Прежде всего Золтан прошел в спальню. Гитц валялся все там же, на полу под самым сейфом. На всякий случай брат связал ему руки и ноги веревкой, которая была припасена у него в кармане. И только после этого он занялся содержимым сейфа. Мы нашли крупную сумму наличными, коробочку с античными монетами и несколько футляров с красивыми перстнями и серьгами. Возможно, все это должно было выставляться на аукционе, а может, эти ценности принадлежали самому Гитцу? Впрочем, нас это не волновало. Я протянула брату футляр с браслетом, а мешочек с бриллиантами не показала, решила придержать его для себя. Уж очень мне хотелось начать нормальную жизнь, а Золтан вряд ли расстанется со своими привычками. Даже получив огромный куш, он не откажется от воровства и грабежей.
Обрадовавшись столь крупной добыче, брат оглядел спальню, прихватил часы с каминной полки, еще какую-то серебряную безделушку, и отправился поглядеть, чем еще можно поживиться в этой богатой квартире.
Я пошла следом за ним. Вскоре в мешок Золтана отправились серебряный чайник и сахарница, позолоченные серебряные вилки, ложки, два массивных серебряных блюда, еще кое-что из посуды. Я нашла на полке у зеркала в гостиной золотой портсигар и щетку для волос с серебряной ручкой.