Мы протискиваемся в узкий коридор и вливаемся в поток куда-то движущихся участников вечеринки. У Хаксли такой вид, словно ей срочно нужно искупаться в каком-нибудь дезинфицирующем средстве. Спорю, что больше жары и клаустрофобии, она ненавидит быть неузнанной.
Хаксли заглядывает в гостиную, где парни и девушки танцуют на клетчатых креслах и на античном кофейном столике. Звонит мой телефон, и я вспоминаю, что Эзра присылал мне смс.
« Где ты? Нам нужно поговорить. Давай увидимся на выходных?»
– Его нигде нет, – говорит Хаксли.
Я не могу игнорировать Эзра. Я не хочу его игнорировать. Да, я не хочу причинить боль Вал, но ведь это и моя жизнь тоже. Если она такая сторонница любви и отношений, то должна понять. Никто не совершенен, даже лучшие подруги. Я вспоминаю, как мы с Эзра обсуждали, что будет дальше, а потом целовались.
Пишу в ответ:
« Увидимся завтра вечером в восемь. С нетерпением жду встречи!»
– Кого это ты с нетерпением ожидаешь увидеть?
Я пытаюсь спрятать телефон подальше от Хаксли, но она слишком проворна. Полагаю, так как у нас был разговор по душам, она теперь считает, что может знать абсолютно все о моей жизни. Я краснею даже ярче, чем пластиковый стаканчик. Хаксли же в это время просматривает мои сообщения.
– Вау, Ребекка. Я даже представить себе не могла нечто подобное.
– Я не разлучница, – говорю я виноватым тоном, отводя взгляд. И пристально смотрю на кегу с пивом, стоя в очереди позади двух парней, которые, видимо, не знают что такое ножницы. Зато мы успешно используем их в качестве маскировки на случай, если появится Стив.
– Ты его любишь? – спрашивает Хаксли прямо.
Я пытаюсь найти правильный ответ.
– Не знаю.
– Я думала, что Вал и ты – очень близкие подруги.
– Так и есть!
– И ты хочешь отказаться от этого ради отношений с Эзра?
Да, Хаксли задает правильные вопросы. Она не пытается смягчить слова. Я поворачиваю голову налево и вижу, как девушка отпивает пиво, потом морщится и выливает остаток пива на ковер. Даже не хочу видеть реакцию Хаксли на это.
– «Отказаться» – не совсем верное определение. Все гораздо сложнее, – говорю я.
– Вовсе нет. Ты влегкую встречаешься с ее парнем. Зачем ей дружить с тобой?
– Потому что мы лучшие подруги.
Я чувствую себя виноватой. Даже представить не могу мир, в котором мы с Вал не разговариваем друг с другом. С другой стороны, это ведь означает, что я должна держаться подальше от Эзра. Но в таком мире я тоже не хочу жить.
– Я не знаю, что делать. Я не могу быть с ним, но так отчаянно этого желаю.
Хаксли внимательно смотрит на меня, а потом на ее лице расплывается довольная улыбка. Будто она знает то, чего не знаю я.
– Ты его не любишь, – говорит она, как само собой разумеющееся.
Ее убежденный тон раздражает меня.
– Вы двое – несчастные влюбленные. Помнишь, что ты говорила на уроке английской литературы? Это просто «сумасшествие». Ты знаешь, что тебе не следует быть с Эзра, потому и желаешь этого больше всего.
Я в шоке. Оказывается, Хаксли тогда меня слушала.
– Может, Ромео и Джульетта все же действительно были влюблены, – говорю я.
– Нет. Они, конечно, не были абсолютно сумасшедшими, но определенно близки к этому. – Хаксли в первый раз за сегодня расслабляется и смеется. – Их свело вместе возбуждение от возможности быть пойманными. Это не любовь.
– А может, они просто влюбились друг в друга при крайне неудачных обстоятельствах.
– Как думаешь, что было бы, если бы все улеглось, и Ромео больше не нужно было бы декламировать сонеты и сражаться? Как ты их себе представляешь в обычный день вторника? Такие пары быстрее всего сгорают. Я видела это миллион раз.
У меня была пара остроумных реплик на языке, но все они испарились. Я не свожу глаз с кеги пива, шокированная тем, что Хаксли Мапозер сказала нечто столь нехарактерное для нее. Неужели Эзра и я считаем себя несчастными влюбленными? Может быть, поэтому я чувствую возбуждение, когда думаю о нем, зная, что мне не следует этого делать.
– По-моему, Эзра первый парень, интересующийся тобой, так?
Может она и права, но я все равно считаю, что это грубо. Она читает это по моему лицу.
– Думаю, что так.
Хотя, он не тот, с кем у меня был первый поцелуй. В прошлом году на конференции по поводу будущей модели ООН, я целовалась с парнем, представляющим Гану, не в реальной жизни, конечно.
Хаксли звонко чокается со мной, и мы опустошаем стаканы. Теперь я знаю, какова на вкус вода из канализационных труб.
– Все это в новинку для тебя, – говорит она. – Когда-то и я была на твоем месте. Это действительно так. Я помню жидкость для полоскания рта, выпавшую из кармана Стива, и тот момент, когда поняла, что он собирается меня поцеловать и что моя жизнь навсегда изменится. Это так будоражит. Думаю, тебе нравится в Эзра то, что ему нравишься ты сама.
– Ты только что описала Вал, – с издевкой говорю я.
– Вы очень похожи. Поэтому вы и лучшие подруги. Честно говоря, я завидую вашим отношениям. У меня такого нет.
Внезапно меня озаряет. Я опускаюсь на грязный пол и сажусь, скрестив ноги, несмотря на недовольство Хаксли. Неважно, что на мне красивая чистая юбка. Главное, что она права, я попалась на крючок всей этой романтической чепухи, так же как и Вал. Просто Вал озвучила то, что я отказываюсь признавать. Я думала, что сильнее этого, думала, что никогда не стану жертвой.
Но я уже наполовину зомби.
– Я знаю, что тебе нужно. – Парень в светло-голубом поло и шортах с множеством карманов хватает меня за руку, поднимает с пола и кричит прямо в ухо. Судя по запаху изо рта, он пьян. – Ты должна сделать стойку на бочке.
– Что?
– Будет весело! Обещаю, – говорит он с южным акцентом, от которого невозможно не падать в обморок. Это своего рода американская версия британского акцента.
– Хм, хорошо.
Он берет меня за руку. Хаксли же хватает меня за другую руку и тянет назад.
– Нет. Ты не будешь делать стойку на бочке. Ты же в юбке, Ребекка!
Тут раздается громкий вопль, и в конце коридора появляется Грег Бэйлор. Его рубашка с эмблемой Университета Чандлер вся покрыта пивными пятнами, но ему все равно.
– А вот и пивной паровозик! – говорит он трем девушкам позади него. – Чух-чух, чух-чух!
Мы с Хаксли делаем все возможное, чтобы исчезнуть из его поля зрения. Пытаемся протиснуться мимо толпы, которая каким-то волшебным образом присоединяется к паровозику Грега. По мере того, как он приближается все ближе и ближе, мы все ниже и ниже опускаем головы.
Он останавливается возле бочонка с пивом, и в это время мы с Хаксли, наконец, пробираемся в гостиную. Обходим стороной танцующих и странную компанию одиноких девчонок, которые явно выбрали не то место, чтобы поговорить. По всей комнате развешаны фотографии. На них парни выглядят как респектабельные джентльмены. Мимо нас проскакивает парень в плавках и ковбойской шляпе, задевая рукой грудь Хаксли.
Все эти снимки такие лживые.
Мы протискиваемся поближе к народу, стоящему в три ряда вокруг обеденного стола. Они кого-то подбадривают, но мне не видно.
– Чуть не попались! – говорю я.
– Если Грег здесь, то и Стив где-то близко.
Очень близко.
Прямо перед нами.
В центре круга Стив, пытающийся без рук выпить спиртное, стоящее на двух блондинках в бикини, лежащих на столе.
Он быстро опрокидывает в себя обе стопки, чем заслуживает одобрительные крики и возгласы. А парень с южным акцентом кричит «Ура!»
Стив так широко улыбается, что, кажется, еще чуть-чуть и его зубы выпадут изо рта.
– Мне нужно на воздух, – говорит Хаксли.
***
Не так уж и весело лететь первым классом обратно. Мне никак не удается насладиться тортеллини, ведь рядом сидит расстроенная Хаксли.
Я вспоминаются те пары, которые разбила. Да, я строю планы и заговоры, но лично никогда не видела, как страдают все эти люди, переживающие разрыв.