Я врезал по жвалам нахального муравья, не переставая прорываться на помощь Вике. Санёк — больной идиот. Как я вернусь, если я — это уже не я?!
«Так не выйдет ничего, если код входа не равен коду выхода! — мысленно заорал я ему. — Я же не просто смешался с доком! Я набрал здесь реальный опыт. Я „на входе“ — это уже не я „на выходе“. Надо всё пересчитывать!»
«А как?» — раздалось в голове.
Этот Санёк с его историческим образованием вечно не понимал самого простого.
«Режь мне руку! — рявкнул я, отмахиваясь от пчелы. — Заходи напрямую! Сделай мне перезагрузку! У тебя пять минут!»
Саня был, конечно, редкий дебил и идиот, но я-то как сразу не догадался?
На случай зависания биокомпьютера в моём запястье имелся специальный хитиновый предохранитель, вживлённый под кожу. Стоит вскрыть его, и в мозг поступит команда «reset». Я потеряю сознание, и перезагрузка выдернет меня из этого мира!
Окрылённый возможностью спасения, я кинулся к Вике, разбрасывая муравьёв, словно тигр. Пусть я погибну, но расчищу для неё дорогу!
— Вика, беги! — заорал я. — Беги к партизанам! Тебе нельзя снова в клинику! Эти яйца разовьются и сожрут тебя изнутри! Беги!
Вика вздрогнула, повернула уродливую голову в сером противогазе, но побежала почему-то ко мне, а не в сторону леса.
Из глаз моих полились слёзы, в носу засвербело.
— Виконька! — крикнул я. — Туда! Левеее!
Сознание помутилось, и я едва не упал.
Вика кинулась мне на шею, сорвала противогаз и припала к моим губам, наполняя мои лёгкие воздухом.
И только тут я понял, что Санёк мне просто мерещится. Это же яд. Я надышался яда, который распыляют вокруг меня пчёлы. Я — просто умираю.
— Вика, — прошептал я в её губы. — Вика...
Раздирающая боль затопила сознание. Меня словно бы протыкали насквозь.
Я поднял глаза и увидел, нависающую над Викой здоровенную пчелу. Это было последнее, что я разглядел перед тем, как мир окончательно померк.
Глава 13. Макс
В себя я пришёл в белой, явно больничной, палате.
Не было ни колыхания жёсткой зелёной и красной листвы, ни насекомоподобных монстров, грозящих мне жвалами, ни шума схватки, ни резкой вони, от которой драло горло и мутилось в голове.
Вот только боль в плече никуда не делась. Но она была слабая, ноющая.
Я огляделся: палата на одного. Левую руку и грудь оплетают датчики на манжетах и присосках. Рассеянный свет и тишина.
Значит, я болен? Это что же случилось, раз мне снились такие кошмары?
На всякий случай ощупал плечо свободной рукой — и не нашёл никаких ран, хотя ужас не проходил, и руку саднило по-настоящему.
Привидится же такое!
Я смутно помнил, что мы с Саньком решились на очередной безумный эксперимент, на этот раз связанный с будущим. Но подробности ускользали.
Мы что, попёрлись в университетскую лабу? А потом? Закоротило, наверное, что-нибудь? Значит и какое-то оборудование накрылось?
Похоже, не миновать фитиля от начальства... Выговор влепят теперь, а могут и премии лишить. Вот тебе и подающий надежды молодой учёный...
На краю сознания задребезжал едва слышный звук. Я приподнялся на локтях: что это?
На подоконнике стояла банка с моим любимым вареньем из сливы. Окно было приоткрыто, и над банкой вилась то ли пчела, то ли оса — с кровати не рассмотреть.
Я попытался сесть, неосторожно упёрся обеими ладонями в накрахмаленную простынь — и ощутил резкую боль. Левая рука чуть выше запястья была заклеена медицинской повязкой как раз там, где окошко перезагрузки нейропроцессора.
О, так меня и в самом деле закоротило! Так это Санёк меня поранил? Добирался, наверное, до «ресета» — маленького хитинового предохранителя нейропроцессора.
Хитинового!.. Меня прошиб пот: потёк по спине, испариной выступил на висках.
Очень удобно: хитин. Он же одновременно устойчивый к окислению и не отторгается организмом, не наводит посторонние сигналы.
Когда мы начали делать первые нейропроцессоры в хитиновой оболочке? Лет двадцать назад? А в массовое производство когда запустили? В позапрошлом году?..
Я в ужасе уставился на запястье. А что если вот так и могла начаться эта ужасная череда мутаций?
Доктор Максим Владимирович помнил что-то про фрагменты «испорченных» генов.
А что если имплантированный хитин тысячелетиями встраивался в нашу нервную систему? В наш генокод?
А пчёлы? Кусали? Или это были всё-таки осы, а пчёлками партизаны их называли со зла, чтобы задеть побольнее? Ведь осы, наверное, не выносят пчёл...