Летом 1965 года Боб Клоуз покинул группу по настоянию как своего отца, так и институтских преподавателей. Боб еще несколько раз тайком сыграл с нами, но все-таки ушел окончательно. Впрочем, хотя мы теряли нашего, как считалось, самого искусного гитариста, особого беспокойства не было. Подобное замечательное предвидение — или клиническая нехватка воображения — стало у нас уже чем-то вроде привычки.
Я собирался начать год практики, устроившись к Фрэнку Раттеру, отцу Линди, в его архитектурную контору близ Гилфорда. Я должен поблагодарить Роджера за то, что мне удалось продвинуться так далеко по курсу архитектуры, поскольку именно он наставлял меня насчет загадок начертательной геометрии, когда я находился под угрозой повторного завала соответствующего экзамена.
Роджера, в свою очередь, оставили на второй год и велели приобрести кое-какой практический опыт, хотя приглашенного экзаменатора знания Роджера вполне удовлетворили. Думаю, персонал института наконец-то отреагировал на постоянное Роджеровское презрение, а также на все возрастающий дефицит интереса к посещению лекций. От такого решения либо попахивало чистой местью, либо этим людям просто хотелось немножко отдохнуть от Роджера.
Фрэнк был хорошим архитектором-практиком, и в то же время он интересовался новыми тенденциями и обладал прекрасным знанием культуры и истории архитектуры. В каком-то смысле он представлял собой образец, к которому я мог бы стремиться, избери я для себя все-таки архитектурную карьеру. Фрэнк совсем недавно закончил проект университета в Сьерра-Леоне и как раз приступил к зданию университета в Британской Гвиане — оно и стало тем проектом, к которому я подключился, прибыв в контору в качестве младшего из младших. Хотя мое участие было весьма низкоклассным, оно все же донесло до меня печальный факт: пройдя три года архитектурной подготовки, я до сих пор не имел ни малейшего понятия о том, как трансформировать чертежи в реальность. Это стало серьезным ударом по моей самоуверенности.
Я жил в доме Раттеров в Терсли, к югу от Гилфорда, доме, который был достаточно велик, чтобы вместить в себя многочисленные кульманы Фрэнка, а также его немалую семью и гостей. Довольно обширная территория позволяла нам регулярно играть в крокет на газоне во время обеденного перерыва. По случайному совпадению Фрэнк позднее продал этот дом Роджеру Тейлору, барабанщику «Queen».
На протяжении осени мы по-прежнему играли в группе, обычно под названием «The Tea Set», однако теперь у нас также имелось альтернативное название, придуманное Сидом. Оно появилось в результате давления обстоятельств. В качестве «The Tea Set» мы играли на базе Военно-воздушных сил Великобритании, вероятно в Нортхолте, совсем неподалеку от Лондона, когда — вот те на! — вдруг удивительным образом обнаружили, что там собирается появиться еще одна группа под тем же именем. Не уверен, имела ли другая группа «The Tea Set» право старшинства, появилась она раньше или позже, однако нам пришлось стремительно придумывать альтернативное название. Сид без особых мучений произвел на свет название «The Pink Floyd Sound», используя имена двух весьма почитаемых блюзовых музыкантов Пинка Андерсона и Флойда Кансила. Хотя мы могли натыкаться на них в своих блюзовых исканиях, эти имена были не особенно нам знакомы. В целом это была идея Сида. И название прижилось.
Просто удивительно, как решение «под влиянием момента» может обеспечить вполне надежный и удобный результат, имеющий долговременные и далеко идущие последствия. «The Rolling Stones» придумали себе название в весьма схожей ситуации. Когда Брайану Джонсу надо было описать группу в «Джаз ньюз», он случайно опустил взгляд и увидел трек «Rollin' Stone Blues» на альбоме Мадди Уотерса. Отсюда пошли десятилетия импровизаций, каламбуров и ассоциаций. В нашем случае, когда мы стали одной из штатных групп андеграунда, абстрактность сочетания слов «Pink» и «Floyd» оказалась весьма подходящей, давая смутный намек на некую психоделику, которой в названиях вроде «The Howtin' Crawlin' King Snakes» не было и в помине.