- Я люблю.
- Лжец! Вы предали меня! Вы опять меня предали!
Он нахмурился.
- Что вы имеете в виду, леди Старк?
- О, вы даже не догадываетесь, - она, наконец, сделала шаг назад и он с сожалением разжал руки. – А я ведь почти поверила вам… Я…
- Нет, миледи, - замотал он головой. – Вы мне больше никогда не поверите. И вы, и я это знаю. Но я люблю вас…
- Не смейте этого говорить! – почти закричала она. – Любите?! Вы меня любите? А сами… Сами…
Губы у нее дрожали и, глядя на них, его вдруг осенило. Она все знала, возможно, даже видела - то, что он сделал с Дженни Гловер и это все объясняло! От этой мысли у него стянуло кожу на затылке, от досады и стыда, но при этом какая-то теплая волна захлестнула грудь по самое горло – он настолько оказался небезразличен ей, настолько ей было не все равно, что она стояла сейчас перед ним с мокрыми от слез глазами, сжав кулачки.
Какой же он идиот…
Что ему оставалось делать?
Один стремительный шаг, и мельком он успел заметить ее потемневшие глаза, а через секунду он целовал ее – отчаянно, самоубийственно, со всей вырывающейся наружу страстью, злостью, любовью, боги знают, чем еще…
Он не знал, сколько прошло времени, от мгновения до вечности, ощущение времени исчезло, как и реальности, прежде чем она шевельнула губами. Была ли это попытка ответить или прервать поцелуй, он не знал, но только усилил натиск на ее рот, вкладывая в него все, что чувствовал, прекрасно зная, что это последний раз…
Когда ее ладони уперлись ему в грудь, он сразу отступил, с каким-то странным ощущением поднимая взгляд от ее распухших, таких ярких губ на глаза – давно забытое ощущение мальчишеского страха…
Она смотрела на него совершенно растерянно, раскрасневшаяся, непередаваемо хорошенькая сейчас, на этом морозе, залившаяся румянцем и стыдом.
- Ненавижу, - еле слышно, вместе с легким выдохом слетело с ее губ.
- Плевать, - весело оскалился он. Он был зол, чертовски зол и в тоже время какая-то звенящая радость кипела внутри. Наконец-то эта ледяная пропасть меду ними в мгновение ока превратилась в раскаленную пустыню, и он увидел то, чего хотел увидеть больше всего в жизни – ее неравнодушие. Она злилась на него. Злилась из-за того, что он развлекся с этой служанкой, и он слишком хорошо знал женщин, чтобы не знать, что означали эти слезы и это «ненавижу».
Доигралась, девочка? Твоя игрушка вдруг перестала тебе подчиняться?
Он все еще улыбался, нахально и зло, когда звонкая пощечина заставила пригревшихся в кустах птиц с шумом сорваться с веток.
Санса Старк тут же убежала, ничего не сказав, оставив его там, под чардревом, с пылающей от удара щекой и умирающим сердцем.
***
Первым ее порывом было подойти к стражникам и обвинить его сейчас в чем угодно, лишь бы добиться того, чтобы его схватили, кинули в темницу, казнили… Вместо этого, Санса, задыхаясь, промчалась по полутемным коридорам в свою спальню, вызывая недоуменные взгляды прислуги. Не пристало леди бегать по собственному замку растрепанной и зареванной.
Не пристало леди целовать негодяя и предателя в священной роще, где спали древним сном седые северные боги.
Не пристало также думать постоянно о том, кто этого не заслуживал, плакать и заламывать руки, злясь на себя, потому что сама она не в силах прекратить это.
Тяжелая дубовая дверь с шумом захлопнулась за ее спиной, гулко прокатилось эхо по длинным коридорам Винтерфелла.
Рядом с ее кроватью на столике стоял медный таз с водой, прислуга все еще не убрала его с утра. Волна раздражения заставила с новой силой разгореться остывающие было щеки. Прислуга… Память услужливо-издевательски продемонстрировала ей хитрое, красивое лицо Дженни Гловер – умные, наглые глаза, обо всем догадывающиеся, эта ее ухмылка…
Надо выгнать ее из замка. Приказать выпороть и выгнать. Босую, в стужу.
Остывшая вода чуть ли не с шипением соприкоснулась с щеками. Глубоко вздохнув, Санса Старк вгляделась в расходящееся кругами отражение в медном овале – жалкая, раскрасневшаяся, с заплывшими глазами. Будто он стоил хотя бы одной ее слезинки.
Будто он вообще чего-то стоил.
Она села на кровать, с силой сжала левой рукой правое запястье и долго сидела так, глядя в исчезающую полоску света в узком окне. Такие короткие стали дни… Зимнее блеклое солнце клонилось к горизонту, и такое же бесцветное небо зарделось легким предзакатным румянцем. Она попыталась думать о чем-то другом, о чем угодно: о Джоне, который ехал сейчас на Юг, о Бране, который стал таким отстраненным, о Арье, которая подозревала ее во всех смертных грехах, будто Санса Старк страдала меньше всех из них за эти страшные годы…
Но думать не получалось – только губы горели этим недавним морозным поцелуем, и еще они до сих пор видела перед собой его глаза – зеленые, насмешливые.
Он обо всем догадался, как всегда.
Она даже обвинять его не могла – она ведь его не любила, отвергла, презирала. Ей все равно, с какими опустившимися женщинами он проводит свой досуг. Как же он мерзок… Но почему ей было так обидно, до рваной дыры в сердце?
Разумеется, она не могла себя заставить спуститься сегодня к ужину.
Видеть его было выше ее сил.
Оставалось надеяться, что он в самом деле собирался уехать, дождаться этого благословенного дня, и, если бы это было в ее силах, она бы отдала многое, чтобы это случилось как можно раньше.
Ночь наступила как-то резко. Когда она подняла глаза, за окном уже было темно, а спальня остыла до пронзающего все тело холода. Наверное, она бы и просидела так всю ночь на кровати, уставившись ничего не видящими глазами в каменную стену, если бы не прислуга, которая пришла затопить камин.
- Миледи принести ужин в комнату?
Она вздрогнула.
- Нет, не нужно. Погрей мне воды для умывания.
Арья не зашла проведать ее, впрочем, этого и следовало ожидать. Подозрения и осуждение собственной сестры становились с каждым днем все сильнее, она видела это в ее острых, как лезвие Иглы, глазах.
Санса почувствовала вдруг сильнейшую усталость, как будто пробиралась весь день по глубоким сугробам, а не просидела в собственной комнате недвижимая, словно каменное изваяние.
На замок опустилась глубокая ночь. Лай собак и ржание лошадей за окном утихли, как и разговоры солдат и прислуги, только вой усилившегося ветра слышался снаружи.
Она поежилась, не в силах согреться, несмотря на жарко натопленный камин. Сон не шел, а губы все так же горели…
Санса сама не знала, почему, пролежав долгое время в постели, встала и, закутавшись в плащ, вышла в холодные коридоры. В ее голове не было определенной цели, просто находиться там, в этой спальне, где она провела столько часов, было невыносимо. Ей казалось, если она замерзнет, подышит свежим воздухом, почувствует холод, отвлечется на что-нибудь, лорд Бейлиш и его поцелуй покинет, наконец, ее голову.
Но там, в темных коридорах замках, она не только не перестала о нем думать, но наоборот, новая мучительная мысль поникла в ее голову - целовала ли она его в ответ? Кажется, поначалу, она онемела и лишилась всякой способности двигаться, но потом…
Нет!
Она не могла. Она просто не могла.
Но его торжествующе сверкающие глаза говорили об обратном.И это наглое “плевать”…
Она должна его ненавидеть. Это единственное, что он заслуживает.
Ноги сами несли ее все быстрее и быстрее, слабо освещенные факелами проходы мелькали в ответвлениях главного коридора. Когда она почувствовала, что начала задыхаться, толкнула первую попавшуюся дверь, сразу же захлопывая ее за собой. Это была библиотека Винтерфелла, большое, темное, пыльное помещение, заполненное высокими шкафами с книгами и свитками. Она даже успела обрадоваться, подумав, что проведет остаток ночи за чтением какой-нибудь книги.