Если рядом с девушкой маячил до тошноты отвратный представитель очень среднего класса, в сто тысяч раз стираной-застиратой одежде на фигуре старого «атлета» в запое и с ярко выраженным отсутствием хоть какого-то интеллекта на мясистом лице, то напротив, наоборот, восседала ожившая картинка из рекламы дорогих сигар для толстосумов. Этот синеглазый Дьявол и выглядел в данном месте как-то совершенно не к месту.
Абсолютно чистая кожа в меру загорелого лица без намёка хотя бы на один пробивающийся прыщик, двухмесячная борода каштаново-рыжеватого цвета на массивных скулах и упрямом подбородке, чёрные красиво вьющиеся короткие волосы с лёгкой проседью на висках и конечно же прожигающий насквозь бездушный взгляд искушённого циника. Почти наглый и беспринципный взгляд человека, привыкшего к вседозволенности; прямой, проницательный и едва не поглощающий любую зазевавшуюся так кстати душу в засасывающую бездну очень ярких синих глаз.
А эта поза вроде и с идеально ровной осанкой, с горделивой посадкой головы, как у прирождённого аристократа, и с тем же раскрепощённая, вальяжная – нога на ногу, правая ладонь на правом бедре в расслабленном, буквально картинном положении, будто и вправду позирует на какой-нибудь классический фотопортрет.
Возраст тоже практически неопределим из-за той же бороды и вводящей в заблуждение седины в волосах, добавляющих его и без того презентабельной внешности несколько лишних лет и некую ауру внушительного жизненного опыта. Тридцать? Сорок? Или всего-то двадцать пять? Наверное, так бы выглядел сам Дьявол, приди ему в голову нелепая идея принять человеческий облик. Что уж говорить о взгляде и отталкивающем надменном поведении? Он умудрился за всё это время и слова не сказать, зато Дэниз успела его едва не возненавидеть, при чём куда сильнее на время подзабытого соседа по правую руку.
Если он взаправду такой крутой и упакованный только по высшему разряду в самую дорогую одежду, то… какого лешего он забыл в этом поезде, да ещё и в общем вагоне? Не хватило билета на чартерный рейс в одном из дюжины аэропортов Карлбриджа или на худой конец на тот же Orient-Express или Royal Tracks? Только не говорите, будто его бедненького по дороге грабанули, оставив мелочовку, коей хватило лишь на билет на этот поезд.
Конечно, Дэнни прекрасно понимала, что всего лишь пытается найти в этом неприступном Голиафе хоть одну слабую черту, а то и приписать надуманную от своей богатой фантазии. А что он себе там думал? Кто ему вообще давал права смотреть на неё, как на какую-то бездушную безделушку, словно взвешивая все за и против – брать её себе или не брать, даже не спрашивая на это у кого-либо нужного разрешения. Да и кому такое может понравится? Будто и впрямь, как тот самовлюблённый Дьявол, которому удалось за несколько тысячелетий подземного заточения выбраться на поверхность земли к живым людям и теперь спешит восполнить все накопившиеся за это время пробелы. Ибо ничего платонического в его взгляде не прослеживалось, как, впрочем, и плотоядного. Но это не значило ровным счётом ничего! Не говоря о том факте, что Дэниз не нравилась самой себе.
Она же в жизни никогда такой не была, чтобы реагировать столь несвойственным для себя поведением на какого-то там возомнившего о себе бог знает что засранца? Может, пока не слишком поздно, встать, забрать свои вещи и уйти отсюда от греха подальше? А то мало ли что вдруг произойдёт. Подобное соседство не предвещало ничего хорошего. Как, например, сейчас, дожимая её возмущение невидимыми клинками циничного взгляда до острейшего желания открыть рот и наконец-то задать этому франту вполне резонный вопрос «И долго ещё будешь об меня глаза ломать? Или женщин никогда до этого не видел?»
Она даже не заметила, как приоткрыла ротик, набирая в лёгкие побольше воздуха, словно и вправду готовясь к весьма долгому и проникновенному монологу. А этот сукин сын ещё и головой повёл, чуть склонив её на бок и изобразив во взгляде подобие вопросительного интереса, мол, и чем ты там собралась меня осадить или же какими обложить пару ласковыми эпитетами?
– Кстати, я Пол Гилмор. – звенящую тишину купе неожиданно прорезал сиплый баритон с раздражающими нотками пробивающегося фальцета.
Дэниз тут же неосознанно захлопнула губки, как та безмолвная рыба, выброшенная на берег. Мало того, что до её острого обоняния дошёл слезоточивый запах из чужого рта, так ей ещё и показалось, будто она почувствовала его на рецепторах собственного языка. Как она вообще умудрилась удержаться в кресле, а не сорваться сломя голову к чёртовой матери из этого грёбаного купе? Так этот Гилберт ещё и уставился на неё, словно ожидал от неё ответного действия или какого-нибудь дружеского взгляда в его сторону. Ага, размечтался!