Кристалл медленно кивнула, отгоняя от себя последние сомнения, и незаметно набрала в грудь побольше воздуха.
– Самое ужасное, что я не только не могу спать.
– Продолжайте, – щелкнув ручкой, сказал доктор и приготовился вести записи в своем блокноте.
– Каждый раз мне снится почти один и тот же сон. Он настолько реалистичный, что я порой не понимаю где нахожусь. Более того случается так, что я не могу проснуться. Я уже понимаю, что это сон, что мне нужно только открыть глаза, и все исчезнет, но не могу.
– Вы попробуете описать этот сон?
Кристалл зажмурилась, будто бы в эту самую минуту видит свой ночной кошмар, и тряхнула кудрями, избавляясь от этого чувства.
– Да, я постараюсь.
– Хорошо, – Дэйв кивнул, сделав короткую пометку, и продолжил заинтересованно смотреть на Кристалл.
– Вокруг меня бушует пламя. Оно яркое и настолько ослепляющее, что даже глазам больно. Я чувствую его запах, ощущаю жар. Я словно в преисподней, – она болезненно поморщилась. – Я стою на одном месте и не могу пошевелиться, со всех сторон окруженная огнем. Потом я неизменно слышу крик женщины, которая всегда произносит мое имя, но продолжаю стоять и никак не реагирую. Мое тело словно парализовано. Знаете, мне вообще не пошевелиться, хотя я испытываю боль от обжигающего пламени, которое все больше разрастается вокруг меня и по всей комнате. Обычно когда я просыпаюсь, то мне душно, дыхание спирает. Но через недолгое время мне становится дико холодно. Что-то... наверное, вроде озноба. Трясутся руки, темнеет в глазах, тошнота, бывает, накатывает...
Сведя брови на переносице, Дэйв неотрывно смотрел на заметно побледневшую Кристалл и, несколько секунд подумав, опять что-то записал.
– У вас имеется пирофобия или какая-то другая? Вы испытываете страх огня в обычной жизни?
– Нет, я не боюсь огня, но боюсь своего сна. Вообще любых снов. Это может иметь свое название или такое происходит только с такими как я?..
– Послушайте, Кристалл, не нужно относиться к себе таким образом, словно вы виноваты в том, что этот кошмар преследует вас. Я отчетливо вижу, что вы считаете себя... скажем, странной? Что значит «с такими как я»?
Она резко отвернулась, нервно постукивая ногой по паркету.
– Кристалл?
– Да. Я считаю себя странной. Но лишь потому, что я странная. Я это не выдумала и не...
– Конечно, не выдумали, – перебил ее Дэйв, обратив внимание на то, с какой силой она сжимает собственные пальцы. – У вас есть все основания так полагать. Но это уже похоже на навешанный вами ярлык, с которым необходимо распрощаться.
– Но я не перестану оставаться странной, – возразила Кристалл, впервые за все это время глядя прямо на доктора. Ее черные глаза заблестели, и она поспешно отвела взгляд в сторону.
Дэйв заметил как сильно она занервничала, расстроилась и растерялась. Ему постоянно приходилось сталкиваться и не с таким проявлениям эмоций, однако глядя на Кристалл, он не ощущал привычное спокойствие и сосредоточение. Что это было? Жалость?
– Простите, я... Я говорила, что мне трудно это обсуждать, – она покачала головой, не решаясь повернуться к Дэйву.
– Я знаю, – тихо проговорил он. – Но как только мы все обсудим, я уверен, станет легче. Хотите продолжить?
Кристалл негромко шмыгнула носом, поудобнее устраиваясь на диване, и все же развернулась к нему.
– Да, – промолвила она.
– Хорошо. Если говорить не о сне, а том времени, когда вы бодрствуете, то что вы чувствуете тогда? Оставаясь наедине с собой.
– П-порой... – Кристалл резко встряхнулась, на секунду прикрыв глаза. – Нет, не так. Очень часто мне кажется, что за мной кто-то следит. И дома, и на улице, когда я одна. Вечерами я смотрю в окно и вижу неподалеку фигуру мужчины, который якобы наблюдает за мной. И дома я всегда вздрагиваю от любого шороха, хотя, казалось бы, чего можно бояться в студенческом общежитии, где под боком всегда соседи. Но... Я не знаю почему так происходит. Не знаю и все.
– Как сильно вас это пугает?
– Сильно. Э-э-эм... По десятибальной шкале?
Дэйв мимолетно улыбнулся.
– Допустим, по десятибальной шкале.
– Десять, – с уверенностью выпалила она.
Он снова кивнул, уже не считая необходимым что-то записывать.
– Десять – это...
– Знаю, – на лице Кристалл отобразилась неуместная ухмылка. – Это много.
– Как вам удается совмещать работу и учебу? – доктор Митчелл преподнес Кристалл очередную партию вопросов. – Работоспособность из-за недосыпания однозначно понижена. Вы принимаете какие-нибудь витамины? Следите за питанием? Придерживаетесь питьевого режима?
Она захлопала глазами.
– Ну... По-настоящему, мне часто ничего не хочется делать. Даже рисовать. Я теряю интерес будто бы ко всему без исключения. Не думаю, что соблюдаю хоть какой-нибудь режим. У меня почти всегда плохой аппетит.
Дэйв кивнул, выражая понимание, а потом вновь поинтересовался:
– А что вы можете сказать о круге своего общения? Как родные и друзья относятся к тому, что у вас имеются такие проблемы? Наверняка им приходилось что-то замечать.
– Элизабет очень волнуется. Постоянно спрашивает как мне спалось, а я отвечаю, что все нормально. Она не верит. Иногда делает вид, что верит, но... Я не думаю. Мой друг Уилл, с которым я работаю, не может не заметить моего вечно усталого состояния, и ему я рассказывала о том, что плохо сплю. Но подробностей не знает никто. А также того, что я боюсь посторонних людей и темных улиц, ведь за мной все время следят. Еще я опасаюсь грозы и... грома. И не спрашивайте почему. Я не знаю. Если бы кто-то услышал это все, то ни за что не стал со мной общаться. Так что круг общения у меня крохотный.
Доктор напряженно слушал свою пациентку и вдумывался в каждое ее слово, следил за каждым движением, интонацией, взглядом. Он хотел было что-то сказать, но слова как будто застряли в горле, никак не продвигаясь дальше. Не хотелось произносить что-то такое, что может обидеть ее, расстроить еще больше. Но и молчать дальше Дэйву не полагалось.
– Все ясно, спасибо за эти подробности, вы молодец, Кристалл, – он слабо улыбнулся, а затем откашлялся. – Если позволите, мы с вами вернемся в детство?
– Я не против, вот только... – она несколько раз озадаченно моргнула. – Я мало что помню из своего детства. После смерти родителей моими опекунами стали единственные родственники – сестра моей мамы тетя Тереза и ее муж Стивен. А до этого... можно сказать, белый лист.
– Мне очень жаль.
– Ничего, я почти не знала своих родителей.
Дэйв снова негромко прочистил горло и пожелал выпить воды. Поднявшись на ноги, он подошел к кофейному столику у окна и налил в стакан немного воды из графина. Сделав несколько глотков, доктор наполнил другой стакан и протянул его Кристалл. Она коротко кивнула в знак благодарности и попила.
– Как складывались и складываются сейчас ваши отношения с тетей и дядей? – вернувшись в кресло, осведомился Дэйв.
– Хорошо, – отозвалась Кристалл, и это на сто процентов являлось правдой. – Они всегда очень хорошо заботились обо мне, словно я их родная дочь. Я не чувствовала себя заброшенной или что-то в этом роде, но я... Как бы это сказать... Я не ощущала связи между нами. Той связи, которую чувствуешь со своими родителями.
– Сколько вам было лет когда все это произошло?
– Мне было четыре года. Тереза и Стивен говорили, что я пробыла в приюте всего несколько дней, сразу после смерти моих папы и мамы. Они погибли в автокатастрофе, и когда органы опеки связались с родственниками, то они сразу смогли забрать меня к себе.
– А Тереза и Стивен поддержали вас в стремлении переехать в Нью-Йорк?
Кристалл улыбнулась, поглаживая пальцами поверхность стакана с водой, и сказала:
– Они всегда во всем меня поддерживали.