— Да, я понимаю. Нельзя. Вход сюда был закрыт для живых. Следовало войти сюда и вывести души невинных. Для этого Ему пришлось погибнуть. Части Его. На время.
— Части?
— Принято называть эту часть сыном.
— Нельзя. Вы сказали — нельзя. Значит, есть ограничения, законы и для Него?
— Есть.
— Кто же их установил.
— Это не важно. Они есть.
— Их много?
— Достаточно. Основной закон — время.
— Да? Об этом я не думал.
— Он не может двигаться во времени. Даже он.
— А я слышал о том, что даже люди скоро научатся этому.
— От кого? От фантазеров-писателей?
— Не только. И от ученых.
— Они не более ученые, чем Джонатан Свифт. Впрочем, у Свифта встречаются кое-какие занятные истины.
— Я имею в виду физиков.
— Шут Альберт.
— Что?
— Альберт их водил за нос. Не верьте. Если бы были способы… Занятно! Но их нет. Время сильнее. Сильнее всех.
— Кто ещё?
— Вы назвали Время словом «кто»?
— Конечно! Раз уж оно такое всесильное, будем считать его одушевлённым!
— Вы кое в чем правы!
— Это шутка.
— Содержащая правду… Так кто же ещё, вы говорите? Вы хотите это знать?
— Неужели это можно узнать?
— Да, разумеется.
— Кто?
— Причинность.
— Что это?
— Кто это! Мы же договорились? Это — необходимость того, чтобы всё имело свою причину.
— И следствие?
— Не обязательно. Всякое событие есть следствие иных. Но не всё, что происходит, является причиной чего-то и должно иметь последствия.
— Интересно! А наш разговор будет иметь следствия?
— Да. Конечно. И самые значительные…
Глава 13. ФИЛОСОФ
— Михаил, я вот подумал…
— Да?
— Раз Ирод и Пилат — здесь, то почему тут нет представителей других религий?
— Им — своё.
— Но среди них есть много изрядных врагов христианству. Взять, хотя бы, Чингисхана?
— Он по другому ведомству.
— Значит, можно быть врагом одного бога, и угодить другому, а после попасть в рай по той религии? Разве бог не един? Но ведь если так, что христианство — ложная религия! Тогда каким образом мы — тут?
— Хороший вопрос. Скажу тебе так: бог не один, но он — един.
— Знакомая песня! И ты туда же! Значит, он одинаково опекает и мусульманских праведников и христианских, не смотря на то, что каждый из кожи лезет, доказывая, что только его бог — существует и един, а все остальные — ложные?
— Допустим, что он предстает перед каждым в другом виде? Или даже точнее скажу: каждый видит его таким, каким способен увидеть. Поэтому они видят разных богов, но он един.
— А если он един, то почему рай не един, и ад не един?
— Земля едина?
— Да.
— Значит ли это, что в Африке то же, что и в Австралии?
— Нет!
— Понял ли ты?
— Нет! При чем тут Земля? Там география, а тут что?
— Тоже география.
— Разное место?
— И место, и время, и причинная связь.
— Но время — сильнее бога?
— Не сильнее, но оно — всевластное. Можно замедлить его ощущение для кого-то, или ускорить. Это относится к власти над душой. Но нельзя его замедлить или ускорить для всего мира. И нельзя двигаться в обратном направлении по нему. Оно не пускает. Оно сопротивляется. Пружинит. Выталкивает.
— Ты так говоришь, будто ты пробовал?
— Я? Конечно!
— Михаил?
— Ах, впрочем, я забылся. Нет, конечно! Михаил не пробовал… Что может смертный? Что может Михаил? Многое осмыслить он может, но что он может сделать? Как счастлив тот, от кого ничего не зависит! Сидишь, как в карете… Тебя везут… А ты думаешь. Должно быть, это приятно. И спокойно. И уверенность есть. В судьбе. В будущем. О тебе позаботятся.
— Михаил? Ты о чем?
— Так, впрочем. Пустое. Я скажу тебе, Бенедикт: мыслители важнее царей. Писатели более велики, чем полководцы. Строители лучше тех, кто взрывает. Создатели ценней разрушителей. Ты понял? Их редко называют великими, но они — великие. А разрушители, они, конечно, вошли в историю. В человеческую историю. Но они в забвении по высшему суду. Ими занимаются самые мелкие чиновники. Их судьба поэтому беспорядочна после смерти. Правда, иногда приходит шальная мысль разыскать, поинтересоваться. Вот оно как происходит. А создатели, они, знаешь ли, Бенедикт, все на учёте. О них заботятся. Вот и ты, Бенедикт. Ты считаешь себя наказанным, а ты находишься для наблюдения и осмысления в месте, где только и можно думать и осмыслять. В иных местах всех всё серо и разум теряет свою остроту. Дерево со вкусным запахом, а под ним сидят люди с блаженными лицами. Психушка. Эдем. Только тут. Философы на свободе, предоставленные самим себе в кругах ада. Запомни, Бенедикт: только в аду философы не портятся. Ты хотел бы быть в раю?