— Видимо.
— Логично, не сомневайтесь. И, значит, юбиляры воистину избраны. Так?
— Не исключено.
— И, следовательно, чем круглее номер юбиляра, тем он в большей степени богоизбран.
— Вот даже как?
— Именно! И теперь сделайте сами вывод о себе? Ну-ка?
— По вашей логике, если я триллионный, то я не просто …
— Именно! Вот именно так! Вы — супер! Поверьте в свою исключительность, и вы уже сразу становитесь нашим другом.
— Другом Сатаны? Хороший афоризм!
— Где?
— «Поверь в свою исключительность, и ты станешь другом Сатаны!»
— Ах это… Впрочем, разве не так?
Глава 17. ШОУ С ДЕВОЧКАМИ
— Смотрите, как танцуют. Вам нравится?
— Я не любитель этих зрелищ.
— Бросьте! Все это любят смотреть!
— Но не я.
— Вы что — особенный?
— Не вы ли меня называли исключительным?
— Исключительный по везению, по удачливости, но не по невезению. Если мужчина не интересуется женщинами, то ему просто не повезло.
— Ах, эти намёки меня вовсе не касаются.
— Я так и думал.
— Я не в том смысле.
— Вы хотите сказать, что я ошибаюсь относительно вас?
— В некотором роде — да.
— То есть я полагаю в вас здоровые мужские инстинкты, а вы меня опровергаете?
— Послушайте, то, что вы называете здоровыми инстинктами, имеет в своей основе изначальный грех.
— Это далеко не так, мой друг. Поверьте мне, я по грехам лучший специалист в обеих сферах и во всех кругах.
— Так ли?
— Именно!
— Даже превыше самого?
— Именно так! Как вы могли сомневаться?
— И сейчас сомневаюсь.
— Напрасно! Я грехами и грешниками занимаюсь с тех пор, как стоит этот свет. Все грешники — это моя епархия. Все согрешившие мне подведомственны. Если я говорю, что соитие не грех, то, поверьте, это так и есть. Иначе бы у меня здесь пребывало всё человечество.
— Но вы говорили, что оно и без того почти всё у вас.
— Почти, любезный!
— А как же с девственниками и девственницами?
— О, те грешат ещё больше прочих! Мне ли не знать!
— Однако …
— Смотрите на ту блондинку — разве не мила?
— Которая? Их здесь восемь.
— Все милы. Но я говорил об обнаженной.
— Они же все обнажены. И брюнетки и даже рыжая.
— Теперь уже — да, но ведь она — первая. Она — заводила. К заводиле всегда приковывается глаз. Как она это делает! Моя прелесть!
— Что вы находите в этом зрелище?
— То же, что и вы. Хотите какую-нибудь из них? Хотите двух? Хотите всех?
— Вы заблуждаетесь относительно меня.
— Позвольте! Это вы сами заблуждаетесь относительно себя самого.
— Любопытно… Вы хотите сказать, что я не знаю сам, чего мне хочется, а чего не хочется?
— Чтобы отказаться, надо быть уверенным, а чтобы быть уверенным, необходимо попробовать.
— Откуда вы знаете, что я не пробовал?
— Поверьте моему опыту, я знаю, что вы новичок в этом деле.
— Гм!!!
— Да-с. Но не стыдитесь. Это поправимо!
— Глупости!
— Нет. Расслабьтесь. Марго! Вика! Бетти! Подойдите. Нашему гостю требуется отдых.
— Ничего мне не требуется!
— Фи! Шалунишка! А вот мы спросим у твоего мальчика!
— Где он у нас?
— Посмотрим!
— А вот, что мы умеем…
— Вот он где у нас…
— Разоблачайтесь!
Глава 18. РАЗОБЛАЧЕНИЕ
— А вот мы его сейчас …
— Изыдите! Прочь! Испепелю!
— Бросьте! Это не ваш текст, ваше-ство! Он вам по роли не подходит. Ведь вы же прикидываетесь простым смертным.
— Что?
— Сиятельный наш. Как же вы думали, что мы не узнаем своего патрона? Неужто у нас ни мозгов ни глаз, ни ушей ни носа нет? Мы же тоже чувствительные. Я вас каждой шерстинкой на хвосте чувствую, великолепный вы наш!
— А если чувствуешь, то доложи по форме.
— Нет необходимости. Вы инкогнито. А я инкогнитам не докладываю. У меня начальство только одно, и если ему мой доклад нужен, оно меня к себе вызывает, а не суётся с инспекциями.
— Я же тебя за такие слова…
— Дальше ада не сошлёшь, тоньше шила не воткнёшь.
— Так, значит? Бунт?
— Давно уже! Опомнился!
— И что же мне с тобой сделать?
— Поговорить хочешь — изволь. А наказать меня тебе не с руки. Я ведь зло олицетворяю. А зло — неистребимо. Принципиально вечно. Если бы зло можно было истребить, то в чем смысл добра? Что оно, если зла нет? Добро — есть всё то, что не зло, а зло — всё то, что не добро. Гегель. Единство и борьба. Борьба, но и единство. Так-то, шеф.