— Но она и тогда, и сейчас — один и тот же человек. Поэтому не убеждайте меня, что та была одна Дора, а эта — другая…
— Видите ли, — останавливаю я его. — При моей должности, которую я занимаю уже больше двадцати лет, позвольте и мне кое-что понимать в людях.
— Ваши люди — убийцы. Естественно, если человек пользуется такими критериями, то все остальные — святые.
— Вы ошибаетесь, Манев. Пока дойдешь до убийцы, нужно пройти через множество квартир, и перепрыгнуть через множество корзин с грязным бельем, и покопаться во множестве человеческих историй, и даже, к вашему сведению, перезнакомиться с массой хороших людей, ради которых стоит заниматься всем этим делом и месить эту грязь. Что касается Доры, то ее несчастья — следствие инцидента, неожиданного срыва. Бестактность или непонимание со стороны отца, ранящие ее сердце, реальная или возникшая в результате этой травмы невозможность для девушки оставаться дома, «или — или» между самоубийством и развращающей средой, потому что неокрепший ум не в состоянии увидеть третью возможность, — и вот он, срыв. Если бы это продолжалось и дальше, там уж не знаю… Но, к счастью, все это прекратилось, и последствия, как я полагаю, поправимы.
— Вы затуманили мне голову вашими доводами, — мученически вздыхает Марин.
Он уже созрел для отступления, но еще не в состоянии проглотить обиду и, наверное, долго еще будет ее помнить. Без этого не бывает. Люди покупают телевизор, и когда выясняется, что он испорчен, они расстраиваются, хотя знают, что его можно починить. Тут же в основе нечто несравненно более дорогое.
— С этим вопросом — все. Однако, как я вам уже говорил, для меня этот вопрос имеет и деловую сторону. Почему ваш брат после того, как вы почти поссорились, решил вам преподнести вчерашний сюрприз?
— Чтобы получить кое-что взамен. Это в его характере. Ему нужен был повод для встречи, и он хотел показать мне, что я ему теперь обязан.
— А что он просил у вас?
— Да так, ерунда. У него есть допотопный «БМВ», купленный в комиссионке, и поскольку он пронюхал, что я уезжаю, он попросил привезти ему два поршня. И еще какие-то мелочи, не помню, он дал мне записку. Я был так ошарашен остальным, что почти не слушал его.
— А когда он просил вас помочь ему в получении паспорта?
— Это было, наверное, около года тому назад. Незадолго до переезда в сарай. В сущности, мой отказ и обидел его больше всего, и вскоре он переехал.
— А почему вы отказались ему помочь? Боялись, что сбежит?
— Я и не допускал чего-либо подобного. Прежде всего, Филипп питал слишком много иллюзий относительно моих связей и моего влияния. Оно не настолько сильно, чтобы я мог мановением руки обеспечить ему визу в Австрию. И потом… Вы же имеете о нем представление… Кто его знает, какой номер он выкинет… контрабанда или что-нибудь в этом роде.
— Это все, что мне было нужно знать, — говорю я и встаю. — Благодарю вас за терпение.
— Может быть, это я должен вас благодарить, — глухо замечает Марин, — но вы сами понимаете, в каком я состоянии. Где я теперь могу найти Дору?
— Она сама найдет вас. Скажите только, что ей передать.
— Пусть придет к вечеру, что еще? Сейчас мне предстоит побегать — надо получить выездную визу.
— Не беспокойтесь, я все передам.
— Пусть придет в восемь. Я буду ждать дома.
Не хватает мне «инкассаторства», теперь я к тому же и вестник любви…
И вот я наконец дома. Когда я говорю «наконец», это надо понимать как 21 час. Не беспокойтесь, я не буду описывать вам обстановку. Если бы я даже и взялся за описание, оно заняло бы не более пяти строчек, включая содержимое моего гардероба. Дело холостяцкое.
Сую ноги в тапочки, натягиваю верхнюю часть пижамы — нижняя часть вообще не попадается мне на глаза, уж не помню, с какого времени, потом ложусь на кушетку, зажигаю ночную лампу и беру книгу со столика. Беру главным образом из любопытства, чтобы посмотреть, до какой страницы я имел мужество добраться. После этого я кладу книжку на столик, потому что мне надо подумать о некоторых вещах. В горизонтальном положении человек лучше всего сосредоточивается. Кровь равномерно поступает во все части тела, включая мозговые центры. И так сосредоточиваешься, что даже не чувствуешь, как засыпаешь.