— Нельзя ли без этих Эффектов? — спокойно спрашивает Манев. — Мне и без того ясно, что номер не прошел.
Филипп держится так покровительственно, словно задержанный — я, а не он.
— Принятый в подобных случаях обыск, — приказываю я служащему, стоящему у дверей.
Спустя десять минут высокомерное поведение красавца становится легко объяснимым. Обыск не дал ожидаемых результатов. Особенно в том, что касается валюты: ничего больше суммы, указанной в документах Марина.
— Вы хотя бы спросили о своем брате… — поддразниваю я Филиппа, когда мы идем к выходу.
— Что ж тут спрашивать? Раз вы здесь, значит, он уже у себя дома.
— Да, но вы так его придушили, что он мог оказаться и на том свете.
— Люди не так легко умирают, — небрежно бросает Филипп.
— Однако Асенов умер.
— Это уже не моя работа.
Красавчик знает, конечно, что он провалился. Но провалился не так уж глубоко. От наказания за использование чужого паспорта никто еще не погибал. Немного примерного поведения в тюрьме — а наш-то силен по части примерного поведения, — и все пройдет как дурной сон. В некотором смысле задержание в аэропорту имеет для Филиппа и хорошую сторону: это самое ясное доказательство того, что он не похищал у Асенова долларов. Здорово живешь! Значит, надо вообще снимать Филиппа с учета по делу, которое я веду.
Еще после первого допроса Магды я начал следить за тем, что будет происходить дальше. Потому что обязательно должно было что-то произойти. Магда, конечно, предупредит Филиппа, что все крутится вокруг него, Филипп, если предположения мои верны, будет вынужден действовать, и я получу возможность подкараулить его на месте действия, хотя и не знаю в точности, что это за место и каким будет, действие. И вот все произошло в полном соответствии с моими предположениями, исключая один пункт: я остался ни с чем. Ни одной улики, никакой связи между задержанием нарушителя и той комнатой на пятом этаже, снова и снова все та же шизофреническая история с полным раздвоением. Просто с ума можно сойти. Хорошо, что мы не из слабонервных.
Пропускаю Манева, чтобы он сел в машину, и, чтобы ему не было скучно, сажусь рядом. Шофер — по случайности это опять мой друг Кольо — дает полный газ, мы проезжаем через железнодорожный переезд, поворачиваем на бульвар Ленина и мчимся к центру Софии. По сторонам выстраиваются фасады высоких современных жилых домов, но, когда я украдкой посматриваю на лицо моего спутника, я испытываю подозрение, что этот красивый вид, залитый лучами майского солнца, его не опьяняет.
— Печальное возвращение к родным пенатам, а? Особенно если ты не успел их покинуть.
— Это вы его делаете печальным, — отвечает с неприязнью Филипп. — Если бы человек мог свободно выезжать, он бы и возвращался с большей радостью.
— Этот вопрос мы, кажется, уже обсуждали с вами. Хотя, — это понятно, мое личное мнение — таких, как вы, я бы свободно отпускал, куда они хотят, именно потому, что у них нет намерения возвращаться. Немножко очистится воздух, и у нас будет поменьше работы.
— В таком случае могу только пожалеть, что не вы решаете эти вопросы.
Голос все такой же самоуверенный, с легким оттенком внутреннего превосходства.
— А где собственно вы думали остановиться?
— Да все равно. Там, где мог бы жить, как хочу.
— Вы нигде не могли бы жить, как хотите, Манев. Везде есть законы.
— Правильно, только другие.
— Другие или нет — все законы запрещают преступления в самом общем смысле слова.
— Я не считаю себя преступником ни в общем, ни в частном смысле слова.
— Понятно. И все же где вы думали остановиться? Вы ведь не такой человек, который двинется в путь, не имея плана в голове.
— Мои планы мертвы. Так что не будем беспокоить мертвецов.
— Включая и Асенова?
Он не отвечает. Я тоже не настаиваю. Трудно вести серьезные разговоры, когда по сторонам постоянно меняются виды весенних улиц и это отвлекает твое внимание.
Останавливаемся перед управлением, и я веду Филиппа вверх по лестнице, в свой кабинет, факт, что мы расположимся в моем кабинете, как видно, пробуждает некое неприятное предчувствие у красавчика. Он прекрасно знает, что я не специалист по пограничным и паспортным нарушениям.
— Итак, — говорю я, когда мы садимся по обе стороны моего стола, — оставим тему дальних странствий и остановимся на вещах, более нам близких. Кто убил Асенова?
Манев уже готов к этому вопросу, потому что выдерживает мой взгляд, не мигая.
— Не имею представления, — отвечает он спокойно.