Мысль о быстротечности нашей жизни заставляет меня снова закурить. Встав с гостеприимной постели, я прохаживаюсь по комнате, пристальнее вглядываясь в обстановку. Надо пройти через сотни комнат, чтобы по комбинации мертвых предметов мгновенно представить себе лицо, именуемое Георгием Славовым. Кровать короткая, — значит, небольшого роста. Полный комплект туалетных принадлежностей на стеклянной полочке над умывальником — заботится о своей внешности. Отсутствует гребешок — вероятно, плешив. Всюду царит мелочный порядок — старый холостяк с устоявшимися привычками, свойственными старым девам…
Занавеска приподнимается, и в комнату, завернувшись в мохнатую простыню ослепительной белизны, входит высокий молодой человек с густой темной шевелюрой.
— Товарищ Славов? Простите, что пришел не вовремя, но мне необходимо с вами поговорить.
— Прошу вас, — любезно кивает Славов. — Чем могу быть полезен?
— Вы, вероятно, уже догадываетесь: я из милиции. Пришел по поводу несчастья с Мариновым.
— Какого несчастья?
— Так вы не в курсе? Маринова сегодня утром нашли мертвым. Отравление.
Славов буркает что-то под нос. Слов не улавливаю, но чувствую — это не соболезнование.
— Нельзя сказать, чтобы вы были потрясены.
— Нет, — признается инженер.
— Скорее наоборот.
— Пожалуй, да, — охотно соглашается Славов. — А что, вас это удивляет?
— Людей моей профессии ничто не удивляет. Кроме неизвестности. А в этой истории — одна сплошная неизвестность.
— Вряд ли я могу помочь. Я абсолютно не в курсе происшедшего.
— Не беспокойтесь. В этом доме все, как один, не в курсе. А меня, откровенно говоря, интересуют самые простые вещи, известные, вероятно, каждому.
— Но тогда почему вы обращаетесь именно ко мне? Колев, мне кажется, тоже дома.
— Да, но он сейчас занят. Биологией. Специалист-биолог посвящает его в таинства учения о виде.
— А, Евтимова… Почему такой тон? Это его невеста.
— А он сказал, что родственница. Ну, да бог с ней. Перейдем тогда к другим соседям. Вы мне разрешите сесть?
— Извините, — краснеет Славов. — Мне следовало самому вам предложить.
Мы садимся, и я снова возвращаюсь к своему вопросу, а Славов повторяет свой ответ.
— Я совершенно ничего не знаю. С соседями я, признаться, дружбы не вожу.
— Ни с кем? — спрашиваю в упор.
— Почти ни с кем, — уточняет Славов.
— «Почти» — это звучит уже обнадеживающе. А как, простите, зовут исключение — Дора или Жанна?
— Жанна. И притом не сейчас. Раньше. Теперь мы с ней не разговариваем.
— Жаль. Порвать единственный контакт с этим миром… Держу пари, что причиной всему — Маринов.
— Причин много. Скажем так: дружба, которая расстроилась из-за различия во вкусах и взглядах на жизнь.
Славов протягивает мне пепельницу, — опасается, как бы я не просыпал пепел на пол.
— Хорошо, хорошо, — отступаюсь я. — Не будем углубляться в интимные подробности. Но вы поймите, что мне важно знать, состоял ли Маринов с Жанной в известных отношениях или нет.
— Маринов, мне кажется, в последнее время заигрывал с Жанной, но не допускаю, чтобы он имел успех.
— Что вам мешает допускать это?
— То, что я все-таки знаю Жанну. Она поступает, может, не всегда разумно, но всегда руководствуется желанием. Маринов возбуждал что-то противоположное.
— Ну что ж, оставим этот вопрос. Кто был вчера вечером в комнате Маринова?
— Понятия не имею.
— Но вы хоть слышали шаги? — устремляю я взгляд на потолок. — Ваша комната и комната тети Кати — точно под квартирой Маринова. Какие вы слышали шаги — мужские или женские?
Славов тоже невольно смотрит на потолок и тут же отводит взгляд в сторону.
— Я не обратил внимания. Вы бы лучше Катю спросили. У нее слух более острый, особенно на такие вещи.
— Спасибо за идею, но пока я спрашиваю вас. Что вы делали в это время?
— В какое время?
— Приблизительно между десятью и двенадцатью.
Инженер пожимает плечами и кивает головой на стол, заваленный чертежами.
— Работал. А потом лег спать.
— Когда легли?
— Точно не помню.
Я чувствую, что человеку становится неловко из-за собственного упорства. И считаю необходимым ему помочь.
— Невозможно, чтобы вы не помнили. Вы слишком аккуратный человек. Голову даю на отсечение, что вы ложитесь в кровать по часам и по часам встаете. И что вчера в ушах у вас не было ваты.
Лицо Славова приобретает поистине страдальческое выражение.
— А зачем вы требуете от меня положительного ответа, когда я сам еще не убежден в некоторых вещах? Ведь опрометчивое заявление может навлечь на человека беду…
— Вы имеете в виду Жанну?
— Вовсе нет, — дергается Славов. — Жанна на это не способна.
— Тогда освежите память и ответьте на мой вопрос.
— Я сказал вам: точно не помню. Лег что-то около двенадцати. Спустя полчаса или час наверху действительно послышались шаги, но я не обратил внимания, чьи и сколько было человек.
— Ну что ж. Пусть будет так. Надо тогда поговорить с Жанной.
— Не думаю, — скептически улыбается Славов. — Она из тех, кто возвращается домой раньше полуночи только в том случае, если у них грипп.
— Значит, ждать ее здесь нет смысла?
— Конечно. Она сейчас убивает время где-нибудь в «Варшаве» или «Берлине», а это довольно длительная процедура.
— Простите, у вас всегда так прибрано? — вырывается у меня без всякой связи.
— Как именно?
— Да вот так: все на своем месте. Иными словами — вам никогда не случается искать свои домашние туфли?
Славов озадаченно смотрит на меня.
— Зачем же искать, когда я знаю, где они…
— Вот этого-то ответа я от вас и ждал. Впрочем, к делу это не относится. Ну, не буду больше вам мешать. С легким паром.
В «Варшаве» или «Берлине»? «Варшава» ближе. Так же, как и в географии. Поэтому я направляюсь туда. Инстинкт подсказывает мне, что объект — вряд ли среди тех, кто увлекается мороженым. Под звуки музыки пересекаю зал. Это не моя мелодия.
Спустившись по лестнице, заглядываю в бар. Затем — в соседнее помещение. Мне нужно разыскать Жанну по каштановым взбитым волосам, бледно-розовой губной помаде и модному бежевому пальто. Данных маловато. Приходится обратиться к официантке. Она глазами показывает мне столик в углу. Там сидит девушка и к тому же совсем одна.
Я подхожу и отодвигаю стул.
— Занято, — сухо замечает Жанна.
— Вижу, но готов примириться, — усаживаюсь я удобней.
— Я позову официантку, — грозится Жанна.
— Прекрасная идея. Рюмка коньяку в такую сырость будет очень и очень кстати. Но давайте сперва поговорим.
— Я с незнакомыми не разговариваю.
— Ну что же, познакомимся и, как знать, может быть, полюбим друг друга. Я, между прочим, из милиции.
Жанна рывком вскидывает голову, но тут же придает себе безразличный вид. Справедливости ради следует признать, что она действительно привлекательна. В этом чуточку бледном лице с вздернутым изящным носиком и капризно изогнутыми губами есть своя прелесть.
— Я искал вас в связи с Мариновым, — говорю я как можно галантней. — С ним — вы, наверное, уже знаете — произошла вчера неприятность.
— Я слышала, что он умер.
— Вот именно. И так как я со своей стороны слышал, что между вами существовала, может быть, чисто духовная близость, я позволил себе…
Тут мне приходится прервать на полуслове — к нам, что бывает редко в этих местах, подходит официантка.