Вот это номер! У меня нет сомнения, что Николов сейчас говорит правду. Значит, в гостинице по его паспорту жил совсем другой человек, двойник этого Николова! А сам он все это время находился у своей приятельницы, боясь даже заикнуться о потере паспорта, и, так сказать, «срывал цветы удовольствия».
Глава 5
Убийство
Итак, все предстоит начинать сначала. Весь поиск, все распутывание сложнейшего клубка. Степень опасности того неведомого человека намного возрастает. Жить по подложному, чужому паспорту – для этого надо иметь серьезные причины, не так ли? А пока что надо выяснить у Николова, на этот раз подлинного Николова, как же все-таки его паспорт попал к тому человеку, может быть, он какую-нибудь ниточку нам даст?
Между тем Николов заметно успокаивается: он чувствует, что мы ему верим, и опасность оказаться замешанным в каком-то неведомом ему преступлении, кажется, миновала. Ну, а грешок, в котором он признался, нас, очевидно, не интересует.
– Скажите, Иван Харитонович, – обращаюсь я к нему после минутного молчания, – как же украли у вас паспорт? Вы ведь даже помните, где именно это произошло?
– В том-то и дело, что помню. Прекрасно помню, – охотно подтверждает Николов. – На вокзале, в ресторане. Но вот как это случилось, ума не приложу. Я уже все перебрал, буквально все. Хотя… – он нерешительно умолкает. – Пожалуй… после того, что вы мне сообщили…
– Что же после этого?
– Видите ли, в поезде, на пути в Москву, я познакомился с одним человеком. Весьма, кстати, приличным, я бы даже сказал, интеллигентным и солидным.
– Он ехал тоже из Пензы?
– Нет. Из Куйбышева. Тут произошла забавная история. Подхожу я к вагону, а около него с каким-то неизвестным стоит мой приятель, он вернулся из Куйбышева. Ну, обнялись, и он говорит: «Ваня, передаю тебе моего попутчика. Знакомьтесь. Скучать не будете». Вот так и получилось.
– А кто этот ваш приятель?
– Сева Страхович, мой сослуживец.
Я смотрю на Рогозина, и тот незаметно мне кивает. Взял, значит, на заметку этого Севу. А еще через минуту Рогозин выходит из кабинета.
– Ну, когда поезд отошел, мы разговорились, – продолжает между тем Николов. – Он всякие забавные истории рассказывал. Перекинулись в картишки, коньячок у него с собой оказался. Словом, все было весьма приятно. А поезд в Москву пришел среди дня. Ну и решили мы на прощание вместе пообедать, тут же на вокзале, в ресторане. Посидели мы там часа два, хотя ресторан, конечно, не ахти какой. И вот, понимаете, паспорт… Боже упаси, я ни на минуту не думаю на Михаила Александровича…
– Он так себя назвал?
– Да, да. Именно так. Я, повторяю, не могу даже помыслить, что он… Да и как, сами посудите? Не мог же он в карман ко мне залезть? Выпили мы, кстати, самую малость.
– А почему вы думаете, что паспорт украли? – спрашиваю я. – И именно в ресторане? Может быть, вы его в поезде потеряли? Или там его и украли?
– Нет, нет, – убежденно возражает Николов. – Перед самой Москвой мне проводница вернула билет, и я его положил в бумажник. Паспорт был на месте. Это и я хорошо помню.
– Скажите, – вдруг вмешивается Игорь, – а вы с этим Михаилом Александровичем не условились продолжить знакомство? Не обменялись адресами, телефонами?
– Ну как же! Обменялись, конечно.
– Он москвич?
– Нет, он тоже приезжий. Дал телефон, где остановится. Представьте, – Николов разрешает себе усмехнуться, – тоже у приятельницы. Сам же он из Одессы. Одесский адрес мне и дал.
– У вас при себе его адрес? – интересуюсь я. – И тот телефон?
– Да, да. Одну минуточку.
Николов торопливо достает старенькую потертую записную книжечку с алфавитом и начинает перелистывать густо исписанные странички.
– Забыл, знаете, его фамилию… Сейчас… сейчас… На какую же букву я его записал?.. – бормочет он. – Тут нет… Тут тоже… А, вот! Зурих Михаил Александрович, он самый…
Николов диктует мне одесский адрес своего случайного знакомого и номер его телефона в Москве.
– А свой московский телефон вы ему дали?
– Дал, – конфузится Николов. – И даже предупредил, что хотя всем говорю, что останавливаюсь в гостинице, – он называет ту самую, где жил по его паспорту Зурих, – но на самом деле это частная квартира. На что он почему-то сказал: «Очень удачно». Что тут, собственно говоря, удачного, я, признаться, не понял.
Но мы понимаем.
– Разрешите взглянуть вашу запись?
– Пожалуйста. Вот она.
Николов передает мне раскрытую записную книжку и пальцем указывает на последнюю строчку. Так я и думал. Запись эта сильно отличается от других. Почерк размашистее, крупнее, небрежнее. Они за обедом, видимо, хорошо выпили. И новый знакомый сумел каким-то образом вытащить у Николова паспорт. Но паспорт был в бумажнике, бумажник во внутреннем кармане пиджака, а пиджак… Они сидели в ресторане два часа, обильный обед, много выпито…