Проктор зашагал к обширному зданию с куполом на крыше и вдруг исчез, повернув в боковую улицу. За спиной Амальфи Карст очень тихо запел. Явно какая-то народная песня. Мелодия, когда-то имевшая отношение к земному городу Казани, была слишком стара для Амальфи, чтобы он мог ее узнать — на несколько тысячелетий слишком стара. К тому же мэру на ухо медведь наступил еще в детстве. Тем не менее песня вдруг завладела вниманием мэра, он прислушался к словам с напряжением совы, выслеживающей своим сонаром-локатором полевую мышку. Карст торжественно распевал:
“Правдивый гнев Маальвина оседлал ураган, Раскаленным клеймом выжег он Пустоши, Испепелил бунтарей, которых было больше, чем пальцев на всех наших руках, Ни звезды, ни луны не украсили небосвода в ту ночь, когда ИМТ заставил само небо Рухнуть!”Увидев, что Амальфи прислушивается, Карст остановился, жестом попросил прощения.
— Продолжай, — тут же попросил его Амальфи. — Что дальше говорится в песне?
— Времени не хватит. В ней сотни куплетов, каждый поющий в конце добавляет собственный — по крайней мере, один. Заканчивается она, как правило, вот этим:
“Черна от их крови была кирпичная кладка, Рухнули стройные башни, обращенные в глину, Не выжил никто из восставших против Маальвина, Земля извергла их души в космос со стоном, ИМТ заставил само небо Рухнуть!”— Потрясающе, — мрачно похвалил Амальфи. — Мы попали в жаркое! Да еще и на самом дне горшка. Жаль, что ты не спел эту песенку неделю назад.
— А что вы в ней нашли? — удивился Карст. — Это же давняя легенда.
— Теперь мне понятно, почему Хелдон хочет починить гирокруты. Я знал, что он играет в нечестную игру, но старый фокус под названием “Лапута” как-то мне и в голову не пришел — более современные города не так устойчивы в киле. Но при всей своей массе этот городок сплющит нас в лепешку — нам нужно только тихонько сидеть и ждать!
— Не понимаю…
— Очень просто. Ваш пророк Маальвин использовал ИМТ как молоток для раскалывания орехов. Он поднимал город в воздух, перелетал к месту сопротивления и снова опускал. Трюк придуман задолго до эры космических полетов, если не ошибаюсь. Карст, не отходи от меня ни на шаг, возможно, придется незаметно от Хелдона что-то тебе передать, поэтому смотри, когда я… тс-с, он возвращается.
Проктор вылетел из отверстия переулка, словно непечатное слово. Он чуть не бегом направился к Амальфи и Карсту, прыгая по крошившейся брусчатке.
— Полагаю, — сказал Хелдон, — мы готовы принять вашу ценную помощь, мэр Амальфи.
Хелдон опустил ногу на выступ пирамидки и надавил. Амальфи был весь внимание, но ничего не произошло. Он провел лучом фонарика по голым стенам подземной комнаты, снова посветил на пол. Хелдон нетерпеливо наступил на пирамидку еще раз.
На этот раз послышался протестующий скрежет. Скрежеща, очень неохотно, каменная плита — примерно пять футов на два, — начала подниматься. Очевидно, на дальнем конце она была подвешена на петлях или имела ось. Луч фонарика мэра упал в отверстие: там обнаружилась узкая каменная лестница.
— Я разочарован, — откровенно сказал Амальфи. — Я ожидал увидеть самого Джонатана Свифта. Ну ладно, Хелдон, ведите.
Проктор, приподняв полы своего балахона, осторожно двинулся вниз по ступенькам — камень был осклизлый. Карст замыкал процессию. Он согнулся под тяжестью рюкзака, руки его свободно болтались. Сквозь тонкие подошвы сандалий мэр чувствовал, какие холодные и скользкие ступени. По стенам бежали ручейки влаги. Амальфи почувствовал неодолимое желание закурить сигару, он явственно чувствовал аромат табака, пробивающий запах плесени. Но ему были нужны свободные руки.
Не разрушила ли влага тонкий механизм гирокрутов? Амальфи тут же отбросил эту идею. Слишком легкий выход, и в конце концов — ведущий к катастрофе. Если оки хотят назвать эту планету своей, ИМТ должен быть запущен во что бы то ни стало.
Но как удержать его от атаки на родной город — этого мэр еще не придумал. Как всегда получалось в опасных переделках, он пилотировал на чистом вдохновении.
Лестница неожиданно оборвалась, выведя их в тесную комнату, очень влажную и промозглую, почти пещерку. Световой глаз фонарика побродил по стенам, остановился на овальной двери, запечатанной тусклым серым металлом. Не было сомнений, что это свинец. Так гирокруты у них еще и “горячие”? Плохая новость сама по себе: гирокруты гораздо более древние, чем надеялся Амальфи.