Но сейчас…
Руори крайне интересовал принцип движения воздушных кораблей.
У носа гондолы в радиальном направлении отходили два лонжерона, каждый длиной около пятидесяти футов, один над другим. На них держались две поворотные рамы по каждую сторону. К рамам крепились квадратные паруса. Аналогичная пара лонжеронов проходила через гондолу к кормы. Всего восемь парусов. Рулевые плоскости, треугольные, как акульи плавники, были прикреплены к газовому баллону. Под гондолой виднелась пара выдвижных ветряных колес. Судя по всему, они выполняли функции фальшкиля. Паруса управлялись через систему лееров, которые проходили к брашпильным лебедкам гондолы. Наверное, комбинируя их взаимное расположение, можно было застав дирижабль идти даже против ветра, галсами. Кроме того, на разных высотах воздух движется в разных направлениях. Дирижабль может подниматься и опускаться, меняя объем газа в ячейках баллона или сбрасывая балласт. (Этот прием наверняка держат про запас на обратную дорогу, когда потери из-за неизбежной утечки сильно урежут запас газа). Паруса, рули и ветры разных направлений позволят такому дирижаблю совершать полеты на несколько тысяч километров, с грузом в несколько тонн. Какой восхитительный аппарат!
Руори опустил бинокль.
— Разве в Перио не изобрели летательных аппаратов, чтобы бороться с дирижаблями?
— Нет, — пробормотал мейканец. — У нас есть только аэростаты. Мы не умеем делать ткань, достаточно долго держащую поднимающий газ. И мы не знаем, как управлять полетом, поэтому…
— И будучи ненаучной цивилизацией, вам не пришло в голову заняться исследованиями и научиться подобным приемам, — сказал Руори.
Треза, смотревшая в сторону города, стремительно обернулась.
— Вам легко говорить! — воскликнула она. — Вам не нежно из века в век отбивать монгов с севера и рауканцев на юге, вам не пришлось потратить двадцать тысяч лет и десять тысяч жизней на постройку каналов и акведуков, чтобы люди не умирали от голода и засухи! У вас нет на шее пеонов, которые умеют только тупо работать и не способны о себе позаботиться, потому что их никогда этому не учили, потому что само их существование — непосильное бремя для нашей страны и не остается сил на их просвещение… Вам легко говорить! Плаваете себе спокойно в компании полуголых шлюх и смеетесь над нами! А что бы вы сделали на нашем месте, могущественный сьнёр капитан?
— Успокойтесь, — упрекнул Трезу Дуножу. — Он спас нам жизнь.
— Пока что! — процедила она сквозь слезы и бальной туфельной топнула по палубе.
Руори не понял слова “шлюха”. Кажется, что-то нелестное. Может, имелись в виду вахинас? Но что бывает почетнее, чем честно заработанная хорошая плата за разделенные бок о бок с мужчинами опасности и приключения дальней экспедиции? О чем думает Треза рассказывать внукам в дождливые вечера?
Потом его озадачила другая мысль. Почему Треза так его волнует? Он замечал нечто подобное у некоторых мейканцев. Неестественно напряженные отношения мужчин и женщин, словно женщина была чем-то большим, чем просто уважаемым товарищем, партнером, помощником. Но разве могут быть другие отношения? Специалист-психолог нашел бы ответ. Руори был в тупике.
Он сердито потряс головой и громко сказан:
— Не время пикироваться. — Его пришлось использовать спанское слово, хотя он не был уверен в правильно подтексте. — Нужно принимать решение. Вы уверены, что нет способа отбить пиратов?
— Нет, если только сам С’Антон не явит нам чудо, — голосом мертвого человека ответил Дуножу.
Вдруг он выпрямился.
— Но одно вы можете сделать, сьнёр. Покиньте порт и доставьте этих женщин в безопасное место, среди них благородные дамы, и они не должны попасть в рабство, испытать бесчестье. Доставьте их на юг, в порт Ванавато. Тамошний кальд возьмет на себя заботу об их благополучии.
— Мне эта идея не нравится. Я не хочу убегать. — сказал Руори, глядя на трупы небоходов, усеявшие пристань.
— Сьнёр, речь идет о жизни дам! Во имя эль Дио, сжальтесь над ними.
Руори внимательно посмотрел на суровые бородатые лица мужчин. Они были гостеприимными хозяевами и не знали другого способа отплатить за добро.
— Если вы настаиваете, — медленно произнес он. — А что будете делать вы?
Молодой дворянин склонил голову, как перед королем.
— Мужчины пошлют вам вслед благодарности и молитвы, а потом, естественно, вернутся в бой.
Он выпрямился и рявкнул голосом плац-парадов:
— Смирно-о! В шеренгу — ста-ановись!
Несколько быстрых прощальных поцелуев, и мейканские воины промаршировали по трапу защищать родной город. Руори ударил по гакборту кулаком.
— Если бы я мог, — прошептал он, — если бы я мог что-то сделать! Думаете, пираты могут нас снова атаковать? — спросил он с надеждой в голосе.
— Только если вы останетесь у причала, — сказала Треза. Ее глаза были, как изумрудный лед.
— А если они нападут на нас в море…
— Едва ли. У вас на борту всего сотня женщин и почти никаких товаров. Небоходы заняты городом, где в их власти десять тысяч женщин, есть из кого выбирать. И все сокровища нашего города. Зачем тратить время и преследовать вас?
— Так, так…
— Поднимайте якоря, — процедила Треза. Не стоит рисковать. Мне кажется, вы не осмелитесь задержаться.
Он вскинул голову, словно получив пощечину.
— Что вы хотите сказать? Что маурийцы — трусы?
Она ответила не сразу, но сказала с неохотой:
— Нет.
— Тогда зачем вы меня дразните?
— Оставьте меня в покое! — Она склонилась к поручню, спрятала лицо в ладонях и замерла.
Руори исполнил просьбу, оставил ее одну и пошел отдавать приказы. Матросы начали карабкаться на мачты. Свернутые парусные полотнища разворачивались с сухим треском, хлопали на свежем ветру. Море, темно-синее за молом, покрылось белыми барашками, чайки дугами чертили небосвод. Перед глазами Руори вдруг встали сцены, виденные на пути отступления из дворца.
Безоружный человек на мостовой. Голова разбита. Двое пиратов тащат в переулок двенадцатилетнюю девочку. Она отчаянно кричит. Пожилой горожанин пытается убежать от четверых лучников, которые со смехом стреляют в него. Пронзенный, он падает и пытается уползти, упираясь в мостовую руками. Лучникам было очень весело. Словно окаменевшая, женщина в разорванном платье, сидящая на мостовой, рядом ее ребенок с вытекающим из раздробленной головы мозгом. В нише стены статуя, символ святости, с увядшим букетиком фиалок у ног, обезглавленная небрежным ударом топора. Горящий дом…
Воздушный корабль над головой вдруг перестал казаться Руори красивым.
Дотянуться до налетчиков и швырнуть с неба на землю!
Руори застыл, словно его ударила молния. Вокруг деловито сновала команда. Он слышал веселые голоса здоровых, всегда свободных и никогда не знавших голода молодых людей. Но они лишь отдавались слабым эхом в дальнем уголке сознания Руори.
— Отдать швартовы! — донесся голос помощника.
— Стоп! Еще не время! Подождите!
Руори помчался на ют, где оставил доньиту Трезу. Она стояла с опущенной головой, упавшие пряди волос закрыли лицо.
— Треза! — выпалил Руори, не переводя дыхания. — Треза, у меня идея. Кажется, может получиться…. Мы сможем ответить ударом на удар!
Она подняла глаза. Пальцы сжали руку Руори, ногти до крови впились в кожу.
— Нужно заманить их в погоню… хотя бы пару их дирижаблей. Я еще не продумал детали, но мы сможем устроить бой или даже заставить их отступить, оставить город в покое… Она молча смотрела на него. Он вдруг почувствовал, что ему не хватает слов.
— Конечно, мы можем и проиграть бой. И у нас на борту женщины…
— Если вы потерпите поражение, — сказала она едва слышно, — мы умрем или попадем в плен?
— Наверное, умрете.