Боб остался доволен собой. “Диктор, — мысленно произнес он, имея ввиду отнюдь не старейшину туземцев. — К тому времени, когда ты, старый каналья, здесь появишься, хозяином уже буду я”.
Забегая слегка вперед, можно сказать, что Боб действительно стал Хозяином очень быстро и без каких-либо сложностей. Трудно даже вообразить, насколько переменилась природа человека под влиянием “высших”. Нет, физически они остались теми же, что и в двадцатом веке, только прибавилось сходства с античными статуями, в области искусства они также превосходили своих предков. Все же разница между ними была такая же, как между легендарным единорогом и джерсейской молочной коровой, или диким волком и кокер-спаниелем. Дух борьбы, жажда соперничества, стремление к власти, видимо, навсегда покинули человека. Но как, оказывается, необходимы были эти, не самые лучшие качества! В какое странное и жалкое сообщество превратился энергичный, вульгарный и задиристый народ, населявший некогда Соединенные Штаты Америки!
В этом отношении у Вилсона была неоспоримая монополия. Но и он со временем потерял интерес к игре в поддавки.
Одним фактом своего появления во дворце “высших” Вилсон приобрел абсолютную власть в стране. Некоторое время он занимался “усовершенствованием” местных жителей: изобрел заново многие музыкальные инструменты, возродил и ввел в моду разные стили одежды. Он надеялся втайне, что пресловутая любовь женщин к нарядам заставит мужчин напрягаться, чтобы удовлетворить их потребности. Но ничего такого не произошло. Человечеству не хватало жизненных стимулов, и оно катилось под гору.
Подданные охотно поддерживали все его проекты, подобно дрессированному псу, выполняющему команду, чтобы угодить хозяину.
Все попытки возродить к жизни этих мертвецов потерпели неудачу. Боб махнул рукой и занялся Воротами Времени. Эта загадка “высших” не давала ему покоя.
По природе своей Боб был натурой сложной: отчасти деловой человек, отчасти философ, созерцатель. Сейчас философ в нем взял верх над практиком. Им овладела идея создать математическую модель феномена Ворот. И он ее, в конце концов, создал. Не самая, может быть, совершенная из всех возможных, Боба она удовлетворила. Представьте себе плоскость — лист бумаги, или, еще лучше, шелковый носовой платок. Это и будет наш четырехмерный континуум — три пространственных и одно временное измерения. Чернильная клякса на платке — это Ворота Времени. Складывая платок, мы можем перенести отпечаток кляксы в любое другое место на плоскости. И микроскопические обитатели платка могут перебраться со своего места на любое другое, соприкасающееся с ним в данный момент времени. Вот вам и открытый выход Ворот.
Модель, конечно, не идеальная, статичная, но кое-что все же объясняющая.
Боб не мог найти однозначный ответ — требует ли складывание четырехмерного континуума присутствия более высокого измерения пространства или нет?
С точки зрения человеческого восприятия вроде бы требуется, но следует учитывать уровень интеллекта “высших”, а также возможность существования бесконечно большого количества пространственно-временных измерений.
Боб остановился на том, что существует, по крайней мере, еще одно измерение, кроме тех четырех, которые доступны нашему восприятию, — это сами Ворота Времени. Боб научился искусно управляться с регуляторами, но не сумел составить никакого представления о принципе их работы. Одно было несомненно: их создатели обладали неизмеримо более широким спектром возможностей ориентации в пространстве и времени, чем люди. И сам дворец вполне мог быть трехмерной секцией более сложной, многомерной структуры.
Это в какой-то степени объясняло странности архитектурного замысла.
Боба охватило страстное желание узнать как можно больше об этих таинственных высших существах. Они правили многие тысячелетия, изменив до неузнаваемости мир и построив этот дворец, а потом исчезли, оставив в сердцах людей горечь невосполнимой утраты. После их ухода человечество стало называть себя “покинутыми”.
Но что интересно, они не оставили после себя ни записей, ни изображений, ничего материального, если не считать замка и Ворот Времени. Может, они все-таки красивая легенда?
Бобом овладела безумная идея отыскать “высших” в прошлом с помощью Ворот Времени.
Это была невероятно кропотливая работа. Поиск мелькнувшей тени, утомительное многодневное возвращение к ней, надежда и снова неудача.
Однажды ему все-таки удалось засечь мелькнувшую в глазке фигуру. Он отвел регулятор времени в прошлое на достаточное расстояние, запасся едой и питьем, и начал ждать.
Ждать пришлось три недели, он почти не спал, его пугала мысль, что он может пропустить во сне то, о чем столько мечтал.
Наконец, он увидел ЭТО на экране. Оно двигалось по направлению к Воротам. Когда Боб снова осознал себя, он был уже за пределами замка. Боб кричал, его била крупная дрожь. И очень не скоро он сумел заставить себя снова войти в зал Ворот и, стараясь не смотреть, вернул регуляторы в нулевое положение. После этого он не прикасался к ним еще два года.
То, что так его потрясло, были не страх, не физическая опасность и не вид неизвестного — он даже не мог вспомнить, как именно тот выглядел. Нет, его придавило чувство безысходной тоски, ощущение трагедии и бесконечной усталости. Его нервная система не вынесла напряжения. Он не был создан для таких сильных ощущений, как устрица не создана играть на скрипке. От его любопытства не осталось и следа, узнать что-нибудь о “высших” и при этом остаться в своем уме оказалось делом невозможным. И долго еще тень пережитого ужаса заставляла Боба просыпаться среди ночи в холодном поту.
Но оставалась проблема соответствия личности самой себе. Что же происходило с ним во время путешествия по временным цепочкам? Ведь он встречал сам себя, говорил с собой и даже дрался. Кто из них был НАСТОЯЩИЙ БОБ?
Понятно, что он был всеми ими по очереди, но что же происходило тогда, когда два или даже три Боба сходились вместе?
Чтобы как-то объяснить этот феномен, пришлось сформулировать следующий постулат: “Ничто не идентично ничему, даже самому себе”. Отсюда логически следовало, что Боб Вилсон, которым он был десять минут или десять лет назад, не совсем то, что он представляет собой в данный момент. Они во многом похожи, но занимают разное положение на оси времени, поэтому когда он сталкивался с более поздним или ранним Бобом, разница эта становилась очевидной. Их разделяло не только время, но теперь уже и пространство. И многих других Бобов — новорожденного, ребенка, юноши, — вместе соединяла только неразрывная лента памяти. То же самое соединяло и четырех Вилсонов, собравшихся вместе в тот сумасшедший день, — память!
Что же касается свободы воли, энтропии, закона сохранения вещества, то эти понятия следовало расширить, обобщить и включить в них случаи, когда устройство типа Ворот приводит к утечке массы и энергии из одного континуума в другой. При этом сумма остается неизменной. Человеческая же воля должна, очевидно, рассматриваться как один из факторов, формирующих событийную канву — свободная с точки зрения человека, детерминированная с точки зрения континуума.
И все же его бегство от Диктора повлияло на ход событий. Он теперь здесь и управляет страной. Прошли годы, а Диктор не появился. Может быть, воспользовавшись свободой выбора, Боб создал иной вариант будущего? Многие философы, как известно, считали это вполне возможным.
Но когда десять лет стали подходить к концу, Боб начал в этом сомневаться. Ему не терпелось вступить в борьбу и посмотреть, кто из них, он или Диктор, останется у власти.
По всей стране были разосланы десятки гонцов с заданием арестовать бородатого человека — растительность на лицах у здешних мужчин отсутствовала полностью. Зал Ворот он держал под личным наблюдением.
Не раз он пытался выудить Диктора в будущем, но успеха не имел. Трижды попадалась в глазок человеческая фигура и трижды он узнавал в ней самого себя.
Скуки ради он решил заглянуть в прошлое. Это была долгая и трудная работа. Чем дальше в прошлое, тем менее точной оказывалась настройка. Потребовалось немало терпения, прежде чем он нащупал двадцатое столетие. Попутно раскрылся секрет точной настройки: оказывается, шарик регулятора следовало вращать, а не двигать по стержню, как он делал все время.