Капитан пошел к двери.
— Вот это видел? — Он показал вубу кукиш. Потом открыл дверь, и с широко раскрытым ртом, вытаращенными глазами, застыл, как громом пораженный, схватившись за ручку двери.
Все это время вуб пристально смотрел на капитана. Некоторое время спустя, протиснувшись мимо Франка, прошлепал в коридор и в глубокой задумчивости спустился в кают-компанию.
Все молчали.
— Вот видите, — нарушил тишину вуб, — в наших мифологических структурах немало общего. Мифологические символы, также, как Иштар, Одиссей…
Петерсон, глядя в пол, заерзал.
— Продолжайте, — сказал он, — продолжайте, прошу вас.
— Ваш Одиссей, как мне кажется, есть фигура, общая для мифологий подавляющего большинства народов, обладающих самосознанием. Одиссей странствует — он индивид, сознающий себя, как такового. Вот в этом-то и заключена идея, идея разделения. Он отделяется от семьи, от родины, начинается процесс индивидуализации.
— Но Одиссей вернулся домой, — сказал Петерсон, заглянув в иллюминатор на звезды, звезды без конца и края, пылающие маяки в пустоте Вселенной. — В конце он возвращается.
— Как тому и надлежит. Период отсоединения — только временная фаза, недолгие странствия души. Есть начало, есть и конец. Странник возвращается к родному очагу и сородичам…
Дверь распахнулась, и вуб замолчал.
В каюту ступил капитан Франко, остальные в нерешительности топтались у двери.
— Ты в порядке? — спросил Француз.
— Ты меня спрашиваешь? — удивился Петерсон. — Почему ты меня спрашиваешь?
Франко опустил пистолет.
— Подойди сюда, — приказал он Петерсону. — Поднимись и перейди сюда.
Петерсон посмотрел на вуба.
— Иди, — посоветовал вуб. — Это роли не играет. Петерсон поднялся.
— Чего вы хотите?
— Это приказ.
Петерсон пошел к двери. Француз схватил его за руку.
— Да что с вами стряслось? — Петерсон вырвался. — Что на вас нашло?
Капитан Франко осторожно двинулся в направлении вуба. Вуб смотрел на капитана, смотрел снизу вверх — он, прижавшись к стене, лежал в углу.
— Все-таки интересно, — сказал вуб, — до какой степени вас захватила идея меня скушать? Но почему — этого я не понимаю!
— Встань, — приказал вубу Франко.
— Если вы настаиваете. — Вуб со вздохом начал подниматься. — Секунду терпения — дело для меня нелегкое. — Он наконец встал, но дышал тяжело, открыв пасть, свесив язык, который, как маятник, качался в такт его дыханию.
— Стреляйте, капитан, — попросил Француз.
— Бога ради! — воскликнул Петерсон.
Джоунс, у которого от страха глаза вылезали из орбит, быстро повернулся к нему.
— Если б ты его видел… как статуя… стоит, рот раскрылся… Если бы мы не поднялись, он бы и сейчас так стоял.
— Кто? Капитан? — Петерсон поглядел по сторонам. — Но сейчас он в порядке!
Все смотрели на стоявшего посередине комнаты вуба.
— С дороги, — приказал Франко, и люди отступили к дверям.
— Вы меня боитесь, кажется? — спросил вуб. — Разве я вам чем-нибудь помешал? Причинил вред? Я категорически против боли, я ненавижу причинять боль. Я всего лишь пытался защитить себя. Или вы думали, что я с радостью брошусь навстречу собственной гибели? Я такое же разумное существо, как и вы. Мне хотелось осмотреть ваш корабль, узнать, как он устроен, познакомиться с вами. Вот я и предложил туземцам…
Пистолет в руках капитана задрожал.
— Вот видите, — процедил Франко, — я так и думал…
Вуб, тяжело вздыхая, сел и лапой подобрал под себя хвост.
— Жарковато, — сказал он. — Очевидно, рядом машинное отделение. Энергия атома. Вы научились творить с ней чудеса. Технические… Но моральные, этические проблемы ваша научная иерархия решать не…
Франко повернулся к команде. Люди с испуганными глазами молчаливо сбились в кучку.
— Я сам. Вы смотрите, если хотите.
— Попытайтесь попасть в мозг, — кивнул Француз. — Мозг все равно в пищу не идет. А в грудь лучше не целить, если попадете в грудную клетку, будем черт знает сколько времени выковыривать кусочки кости.
— Слушайте. — Петерсон провел языком по сухим губам. — Что он вам сделал? Какой вред причинил? Я вас спрашиваю! И вообще, он мой. Никто не имеет права его стрелять! Он вам не принадлежит!
Франко поднял пистолет.
— Я уйду, — побледнев, сказал Джоунс: он поморщился, как будто его подташнивало. — Не хочу видеть.
— И я тоже, — заявил Француз.
Оба, что-то бубня под нос, вышли в коридор. Петерсон же никак не мог выйти, топтался у двери.
— Мы про мифы разговаривали, — сказал он. — Он добрый, безобидный.
Он покинул каюту.
Франко подошел к вубу, а вуб медленно поднял глаза, сглотнул слюну.
— Глупо, как глупо, — сказал он. — Очень жалко, что вам приходится… что вам так хочется… У вас есть притча, в которой ваш Спаситель… — и, глядя на пистолет, Вуб замолчал.
— Неужели вы сможете… глядя мне в глаза? Неужели сможете?
Капитан сверху вниз посмотрел на него.
— Смогу. Глядя тебе в глаза. У нас на ферме были боровы, грязные черные полосатые боровы. Я смогу.
Глядя в мерцающие влажные глаза вуба, капитан нажал на спусковой крючок.
У мяса был изумительный вкус.
Люди сидели за столом подавленные, кое-кто вообще к еде не притронулся. Если кто и наслаждался обедом, так это капитан Франко.
— Еще? — предложил он, обратившись ко всем собравшимся. — Кому добавки? И немножко вина, пожалуй.
— Только не мне, — скривился Француз. — Пойду, наверное, в штурманскую.
— И я тоже. — Джоунс, отодвинув стул, поднялся. — До скорого.
Капитан посмотрел им вслед. Еще несколько человек извинились и ушли.
— Как ты думаешь, что это с ними? — спросил капитан, повернувшись к Петерсону. Петерсон смотрел на тарелку перед собой, на картофель, зеленый горошек, толстый ломоть нежного, сочного мяса.
Он что-то хотел сказать, но не выдавил ни звука. Капитан положил руку на плечо Петерсона.
— Всего-навсего органика, — весело сказал он. — Жизненная сущность ушла.
Он отрезал кусочек мяса, корочкой хлеба подобрал соус.
— Лично я люблю поесть. Чем еще наслаждаться разумному живому существу? Еда, отдых, медитация, беседы…
Петерсон кивал. Еще двое встали и вышли. Капитан сделал глоточек воды и вздохнул.
— Ну-с, — произнес он, — обед был превосходный, должен вам сказать. Они были правы — мясо вуба великолепно на вкус. Очень вкусно. До сих пор не было у меня возможности попробовать самому.
Он промокнул губы салфеткой, откинулся на спинку стула. Петерсон отрешенно смотрел в стол.
Капитан внимательно посмотрел на Петерсона, наклонился к нему: — Ну будет вам! — сказал он. — Веселей! Не унывайте! Давайте побеседуем. — И улыбнулся.
— На чем я остановился, когда нас перебили? Ага, я рассуждал о смысле фигуры Одиссея в мифах…
Петерсон вздрогнул, в ужасе уставился на капитана.
— Продолжим, — как ни в чем не бывало проговорил капитан. — Одиссей, в моем понимании…
Теодор Когсвелл
Инспектор-призрак
Глава 1
— Сержант Диксон!
Курт замер: этот голос был ему хорошо знаком. Отпустив рукояти деревянного плуга, он быстро скомандовал: “вольно” — рядовому, “с вашего позволения, сэр” — лейтенанту, которые на пару были запряжены в плуг. Оба тут же опустились на землю, радуясь передышке, а Курт зашагал навстречу офицеру.
Маркус Харрис, командир 427-го батальона Техобеспечения имперской космической пехоты, имел внушительный вид: три серебряных орлиных пера украшали его боевой головной убор — командир был полным полковником, — а огненно красная комета, эмблема космопехоты, нарисованная на груди, великолепно смотрелась на фоне дочерна загорелой, словно каленой кожи. Курт встал по стойке “смирно”, отдал честь, а полковник оценил свежепроведенную борозду опытным глазом.