А разве он шевелится? Ему казалось, что все его тело билось в конвульсиях, которые он бессилен был укротить. Но от прикосновения нежных рук Марион ему стало легче.
— Все будет хорошо, — успокаивала она, — все образуется.
Роджер затих, но ощущал жар. Все тело горело, и ему казалось, что лицо чем-то подогревают. Он не смог даже пошевелить губами.
— Не пытайтесь говорить, пока еще рано. Потом все будет хорошо. Вам сделали пластическую операцию.
Только теперь Роджер понял, что произошло. «Воробышек» был хирургом-косметологом, Кеннеди, упоминал как-то в разговоре о «второй стадии превращения Роджера Уэста». Значит, он имел в виду пластическую операцию.
Он пошевелил правой рукой, и кончики пальцев ощутили уже знакомый ему жар и скованность. Очевидно, с них срезали кожу и приживили новую, чтобы изменить рисунок папиллярных узоров. Но ведь кожа может отрасти, и рисунок восстановится, неужели они этого не знают?
— Я хочу помочь вам сесть, — раздался голос Марион, — а потом покормлю вас.
Руки, молодые и сильные, приподняли Роджера, и он удобно сел, облокотившись на подушку. Она поднесла что-то к его губам, показавшееся ему жестким, холодным и круглым, как сигарета. Но это была не сигарета, а резиновая трубка. Теплая сладкая жидкость — наполнила рот, и он громко глотнул, когда она проходила через горло.
— Вам удобно? Кивните, если да. Он кивнул.
— Может быть, вам что-нибудь нужно?
Ему была нужна свобода. Джанет, его мальчики, все то, чего у него отняли. Он отрицательно покачал головой.
— Я скоро вернусь.
Ему хотелось спросить, сколько еще его здесь продержат, но он по-прежнему не мог шевельнуть губами, и Марион ушла.
Прежде чем она вернулась, прошел час, а может быть, и целая вечность.
— Мистер Уэст, я хочу, чтобы вы выслушали внимательно все, что я вам сейчас скажу.
Роджер кивнул в знак согласия.
— Вы можете говорить, может быть, у вас и получится. Губы ваши свободны, но подбородок и нос пока под бинтами. Если вы умеете говорить, не шевеля губами, у вас должно выйти.
Опытные уголовники знают этот фокус, и Роджер нередко показывал его, чтобы страшно рассмешить своих сыновей. Теперь ему пришлось повторить его.
— О'кэй, я слышу. — Голос Роджера звучал, словно чужой. Неужели они и его изменили?
— В таком положении вы пробудете еще день или два, а потом большую часть бинтов с вас снимут, и вы почувствуете облегчение.
— О'кэй.
— Возле вашей головы — шнур. Потяните за него, если вам что-нибудь понадобится. — Спасибо. — Может быть, принести радиоприемник?
— Нет, не надо.
— Если все же надумаете, воспользуйтесь шнуром. Запомните главное: я сделаю все, чтобы помочь вам. Теперь мне известно, кто вы, я видела газеты и…
Ее прерывистый голос осекся, и она быстро вышла из комнаты.
Теперь все дни были похожи один на другой. Питание — только жидкое, раз в день — визит «воробышка». Музыкальные программы по радио получасовыми дозами.
Разговорная практика, гимнастика для пальцев, музыка по радио, скучные радиокомедии, веселые радиокомедии. Но никаких новостей. Никогда и никаких новостей по радио.
Ему оставалось только ожидать появления Марион, постоянно прислушиваться в надежде различить ее шаги. Как он был разочарован, когда она не приходила, и как радовался, когда она открывала дверь! Во что бы то ни стало отвлечься! Перестать думать о Джанет! Перестать! Остановить бурю, унять волны! Не думать, отвлечься, забыть!
На третий день большая часть бинтов была снята. Жжение прекратилось, но лицо и пальцы продолжали ощущать онемение.
На восьмой день черный мрак отступил — они сняли повязки с лица. Роджер открыл глаза, увидел свет и прямо перед собой улыбающееся лицо «воробышка», разглядывавшего его в упор и, кажется, довольного результатами.
— Еще два-три дня, и все придет в норму. В первое время будете чувствовать некоторую слабость, но она скоро пройдет.
Глава X. НОВЫЙ ЧЕЛОВЕК
Дождь приглушенно стучал в окна, низко над землей стелились тяжелые серые тучи, а сад превратился в хлюпающее месиво. Нарциссы гибли под ударами дождевых струй, прямо на глазах размывалось привычное многоцветье, и все затягивалось зеленым цветом.
Роджер стоял у окна и смотрел в сад.
Дверь открылась. Марион? Его сердце учащенно забилось, в этом доме только ее голос, ее взгляд выражали участливое внимание к нему. Нет, это «воробышек», а вместе с ним — Кеннеди. Кеннеди приветливо кивнул и изобразил на лице улыбку, подчеркнув тем самым свое хорошее настроение.
— С добрым утром! — «Воробышек» радостно потер руки. — Ну как самочувствие, лучше?