– А адресок этого Манкевича можете подкинуть? – перебил нашу футуристическую беседу нетерпеливый Коля.
– Могу, – вздохнула Рихтер. – Только не домашний, а его гаража.
– Даже лучше, – обрадовался Коля. – Вы его скажите, пожалуйста, а я запишу.
И он с готовностью достал из внутреннего кармана пиджака замусоленную тетрадку и огрызок карандаша.
Замначальника покопалась в своих записях, нашла нужную и стала диктовать.
Гараж Манкевича находился на Большой Якиманке.
– Знаю, где это, – довольно осклабился Коля. – Тогда не будем терять времени, едем.
– Большое спасибо, товарищ Рихтер, – произнёс я.
Замначальник подумала и деловито протянула руку для прощания. Я пожал её с огромным удовольствием.
– Если что – обращайтесь. Помогу с удовольствием, – сказала товарищ Рихтер.
Мы с Колей вышли из её кабинета.
– Какая женщина! – с восторгом произнёс он.
– Ты ж вроде женат, – заметил я.
– Женат, – опечалился Коля. – Но, как мне кажется, верность жене – мещанские штучки. Надо быть выше этого.
– Настучит тебе супруга по башке – тогда и узнаешь, что это за штучки, – подхватил его шутливую интонацию я.
– Тебе легко, ты холостой.
– Это ненадолго, – радостно сказал я. – Сегодня схожу на телеграф, отстучу своим телеграмму. Пусть приезжают.
Эта мысль пришла мне в голову только что. Кажется, история с Бокием закончилась, всё вернулось на круги своя. А значит, пора задуматься о семейном положении и переходу в другой статус.
Глава 5
Но, прежде чем идти на телеграф, мы поехали искать гараж Манкевича. Слабо верилось, что удастся сразу вычислить и арестовать всю банду, но… почему бы не попробовать?
Коля горел желанием сразу брать Манкевича за жабры и трясти всю подноготную, я же всю дорогу уговаривал его для начала осмотреться, а уже там видно будет.
Большая Якиманка полностью соответствовала своему названию и тянулась километра на полтора. Я слышал, что это одна из наиболее пострадавших улиц центра столицы, которой конкретно досталось в семидесятых-восьмидесятых, когда было принято решение капитально её перестроить, превратив в современный широкий проспект.
Фирма Манкевича располагалась неподалёку от двухэтажного кирпичного здания меховой фабрики, чьи стены ещё сохранили имя прежних хозяев – купцов Сорокоумовских.
– Нам сюда, – кивнул Панкратов, показывая на капитальное сооружение с рекламной вывеской, гласящей, что здесь находится прокатная контора «Манкевич и К».
– Коля, бога ради, только сразу удостоверением не свети, – попросил я.
– Да хватит тебе! Все уши уже прожужжал, – недовольно скривился Панкратов. – Лучше скажи – чего ты так боишься этого Манкевича? Дай мне пять минут, и я его мехом наизнанку выверну.
– С чего ты решил, что я его боюсь?
– Ну как же… «не трожь», «удостоверением не свети», – передразнил меня Панкратов.
Я остановился.
– Коля, ты забыл – у нас на Манкевича нет ничего, кроме свидетельских показаний мальчишки, который видел трёх бегущих мужчин, которые сели предположительно в авто Манкевича. Мы понятия не имеем, имеют ли эти три спортсмена хоть какое-то отношение к ограблению типографии. А машину Манкевича они могли просто нанять… Понимаю, звучит глупо, но юридически наша позиция так себе. Нормальный адвокат напустит на нас всех собак и будет прав.
– Адвокат… – засмеялся Панкратов. – Если я возьму Манкевича в работу, никакой адвокат уже его не спасёт.
– Охотно тебе верю, Николай, но рисковать не хочу. К тому же больше всего боюсь спугнуть всю банду. Так что с нашим автовладельцем работаем очень аккуратно и с хирургической точностью. Договорились?
– Договорились, – не стал лезть в бочку Панкратов. – Как ты сказал, для начала работаем под клиентов, глядим что и как, н а дальше действуем по ситуации.
– Молодца! – похвалил я.
Манкевич оказался невысоким мужчиной лет сорока, отнюдь не похожим на нэпмана в традиционном представлении. Вместо клетчатого по последней моде костюма на нём была промасленная рабочая спецовка, а вместо котелка – берет.
Он носил приметные тёмные усы, чуть тронутые сединой, в виде подковы.
В описаниях свидетелей усачи не фигурировали, то есть, если Манкевич и был причастен к ограблению, то в качестве шофёра.
Судя по фамилии, по происхождению он был поляком, хотя на русском говорил чисто, без малейшего акцента. Держался уверенно, но без спеси.