– Тебе бы, гражданин Обухов, только в цирке с такими речами выступать, – усмехнулся Панкратов. – Прямо соловьём разливаешься. Только у нас ведь не цирк, и раз мы к тебе явились, значит, имеем на то веские основания.
– Нет у тебя ничего, кроме слов, – Князь взял со стола солёный огурчик и с хрустом откусил. – Так что это тебе в цирке рыжим выступать, начальник, а не мне.
– Ах ты ж гад! – Панкратов подошёл ближе и замахнулся, чтобы как следует вмазать Князю по башке, но я его остановил.
– Погоди, Коля. Успеешь ещё душу отвести. А ты, Обухов, – я посмотрел на Князя, – лучше бы не строил из себя целку, а выложил нам всё как на духу: сам знаешь – чистосердечное облегчает душу…
– И увеличивает срок, – хохотнул тот, и стало ясно, что эта знаменитая поговорка в ходу уже очень много лет. – Тебе надо – ты и доказывай, а я вам помогать не собираюсь. Сказал, что никакой типографии не брал, и на этом стоять буду.
Он демонстративно догрыз огурчик и замолчал.
– Хорошо, Князь. Коля, присмотри за ним, а я пока его кореша потрясу: может он понятливее окажется, – сказал я.
Панкратов кивнул.
– И да, если дёрнется – стреляй ему в ногу, пусть до конца жизни на костылях скачет, – посоветовал я, на что Князь ответил презрительной гримасой.
Чума очухался и постепенно приходил в себя, но пока что его взгляд не был осмысленным. Он по-прежнему сидел на корточках и, скуля, потирал ушибленную макушку.
Я встал напротив.
– Говорить будем, Чума?
– О чём нам с тобой говорить, легавый?! – включил режим бывалого урки тот и сразу получил от меня довесок по ушам.
– Так понятней? – поинтересовался я, когда Чума успокоился и перестал выть.
– Понятней.
– Так что насчёт разговоров?
– Каких разговоров, гражданин начальник?!
– Душевных! Где деньги, которые вы взяли в типографии? – рявкнул я так, что бандит сьёжился.
В этот момент из комнаты, где сидел Князь, раздалось угрожающее:
– Не говори ничего, Чума – слышишь!
– Вот сволочь! – судя по последовавшим звукам, Коля дал выход накопившейся энергии.
– Слышь, начальник, а ты точно из уголовки? – хмуро спросил Чума.
– А откуда ж ещё?! Что – не похоже.
Чума устало вздохнул.
– Ты, начальник, обиду на меня не держи, но говорить тебе я ничего не стану. Если сболтну – Князь меня на лоскуты порежет.
С этим всё стало ясно. Я схватил его за шиворот рубахи, резко поднял и затолкнул в гостиную к напарнику, которого Чума явно боялся куда больше родной милиции.
– Что, не колется? – вскинул голову Коля.
– Не колется, – вздохнул я. – Придётся обыск устраивать. Я так понимаю, здесь с понятыми будет напряжёнка?
– Ну да, – кивком подтвердил Панкратов. – Тут почитай в каждой квартире, если не б…, то есть женщина лёгкого поведения, – поправился он, – то ейный сутенёр. И если мы при них деньги найдём, нам потом из переулка живыми не выйти.
– Делаем так, – приступил к обсуждению плана я. – У тебя ведь дежурные понятые наверняка найдутся? Ну, чтобы подписали задним числом…
Коля окинул меня хитрым взглядом.
– Что-нибудь придумаем.
– Вот и ладушки. Этих, – я покосился на Князя и Чуму, – свяжем, чтобы не устроили нам тут кордебалет во время обыска. Ты бери на себя гостиную, я другую комнату, кухню и клозет.
– Замётано, – кивнул Панкратов.
Князь, услышав наш разговор, громко хмыкнул.
– Ну-ну, ищите-ищите, легавые! Аж самому интересно, что вы тут найдёте. Ежли чо – поделитесь?
– Обойдёшься, – сказал я.
Мы приступили к обыску.
Я начал с загаженной спальни. Благодаря этим постояльцам она скорее походила на свинарник, чем на помещение, в котором живут люди. Почти сразу же наткнулся на женские панталоны и некоторые другие пикантные предметы из дамского гардероба. Всё понятно, Князь и Чума – не монахи, наверняка пользовались услугами продажных жриц любви, коими дом кишмя кишел.
На мгновение мелькнула мысль: а вдруг они сплавили на всякий пожарный украденные бабки какой-нибудь преданной марухе? Но почти сразу я её отбросил: велик риск остаться без денег. Нет, на месте этих уголовников я бы с бабла глаз не спускал и держал бы под рукой.