– Я, кстати, не уверен, что Коренев дезертировал. Не в его духе, – пояснил Саушкин. – Вы сами упоминали принципы… Думаю, Корень сражался до конца.
– Даже если он героически воевал с беляками, кража у Фирша всё равно на его совести.
– Доказательств у меня нет, – развёл руками Саушкин.
– Тем не менее, эта версия кажется самой реальной. Владимир Матвеевич, может вы знаете, где Корня можно найти? Родственники, друзья… – стал перечислять я возможные варианты.
– В первую очередь я бы поискал Коренева у матери. Года назад она ещё была жива. Надеюсь, с ней ничего дурного за это время не приключилось – женщина она хорошая, хоть и воспитала такого непутёвого сына, – произнёс Саушкин. – Вам её адрес записать или запомните?
– Лучше записать, – усмехнулся я. – Не у всех ведь такая память, как у вас, Владимир Матвеевич. У меня в одно ухо влетит, а в другое вылетит.
На самом деле я хотел немного польстить старому сыщику.
– Хорошо. Вот допьём чаёк и съедим пирожные, и я вам всё на бумаге самым подробнейшим образом распишу, – пообещал Саушкин. – А если подождёте минут пятнадцать – принесу из архива карточку Корня. Но только чур – с возвратом! – строго добавил старый сыщик.
– Конечно-конечно, Владимир Матвеевич! – поклялся я.
После его ухода, я с разрешения Коли Пакратова позвонил Райнеру. День определённо заладился, потому что трубка на том конце, после того, как нас соединила барышня-телефонистка, сразу отозвалась его голосом.
– Райнер у аппарата, – официальным тоном произнёс он.
– Привет, Боря! Это я, Быстров. Не забыл ещё?
– Ну, здравствуй, уголовный розыск! Тебя забудешь! По делу али как?
– По делу. У меня для тебя важные новости: наша Лаврова три года назад поработала наводчицей. С её подачи обнесли квартиру нумизмата Фирша – константиновский рубль по всем признакам из его коллекции. Чистил Фирша некто Илья Коренев – погоняло Корень…
– Прости что? – растерянно спросил Райнер.
– Погоняло… Прозвище, – поправился я.
– Так бы сразу и говорил! – забурчал чекист.
– Учту на будущее! – повинился я. – Как понимаешь, крал не для себя, но передать монету заказчику не успел – Коренева почти сразу забрали в армию. Тогда он отдал монеты Ольге, скорее всего, на хранение – вряд ли бы Корень доверил ей иметь дело с заказчиком, наверняка бы её кинули…
– Быстров, ты опять заговариваешься? – недовольно зарычал в трубку Райнер. – Кого, куда, а главное – нужно кидать… Я тебя не понимаю!
– В смысле – её бы обманули! – поправился я.
– Похоже на правду, – согласился чекист.
– Мне в МУРе дали адрес, где может находиться Корень. Планирую навестить гражданина и потолковать с ним по душам.
– Так, Быстров! – заволновался Райнер. – Инициативу без меня не проявляй. Ты где сейчас: у себя или в МУРе?
– В МУРе.
– Тогда жди, я за тобой заскочу. Вместе к Корню двинем. Я у начальства по такому случаю авто выбью.
– Хорошо, жду! – сказал я и повесил трубку.
Жила мать Коренева на другом конце города, и добираться до неё мне бы пришлось полдня, так что от предложения прокатиться на служебном автомобиле с моей стороны было бы как минимум грешно.
Пришёл Владимир Матвеевич с фотографией Корня.
– Вот, берите. В архиве, конечно, есть и другие – но на ней он лучше всего получился, – сказал Саушкин, протягивая мне снимок.
С фотографии на меня глядел довольно приятный на внешность мужчина, не скажешь, что вор, по которому плачет тюрьма. Широкий лоб, умный взгляд, тонкий нос. Ни дать, ни взять – студент.
– Есть в нём нечто такое… байроническое, – внезапно добавил Владимир Матвеевич.
Я пожал плечами.
– Встретимся лицом к лицу, тогда и разберёмся.
Райнер и впрямь подкатил к МУРу на шикарном чёрном авто.
– Надеюсь, не у самого начальника отбил? – сказал я, кивая на отливающий блеском кузов автомобиля.
На языке так и вертелось словечко «тачка», но, используй я его в общении с чекистом, и это уже был бы перебор. И без того уже два раза с жаргонизмами моего времени прокололся. Только третьего не хватало, пусть бог и любит троицу.
– Артузов сказал: нам нужнее, – усмехнулся Борис. – Ехать далеко?
– Далеко, – кивнул я и сообщил адрес.
– Тогда прыгай! Не будем тратить время впустую, – велел он.
Вид у Райнера был какой-то взбудораженный, чувствовалось, как ему невмоготу, как его бьёт нервная горячка, как он норовит соскочить с сиденья и пуститься бежать по улице впереди автомобиля.