– Вы же знаете – это невозможно. – произнёс Райнер. – Рассказывайте, что было дальше.
– Дальше всё было до зубной боли скучно… Как понимаете, в воровском ремесле главное – не украсть, а сбыть с выгодой. Надо было найти хорошего покупателя, и он, после коротких поисков, нашёлся.
– Фамилия! – потребовал Райнер.
Военный усмехнулся.
– Да ради бога: фамилия этого господина – Зубов, только вам это ничем не поможет. Зубов давно сбежал за границу. Живёт небось там и в ус не дует… Сволочь! – с неожиданной злостью добавил он.
– С украденной вами коллекцией? – усмехнулся я.
– Не всей, – признался Корнев. – Он купил почти всё, но за константиновский рубль предложил смешные деньги. Какие-то копейки за бесценную вещь! Пожадничал, гад! Я послал его подальше и сказал, чтобы приходил как только найдёт хорошую сумму. Я знал, что он захочет заполучить монету любым способом, поэтому попросил Ольгу спрятать её. Только всё иначе повернулось.
Корнев горестно усмехнулся.
– Внезапно меня мобилизовали… Просто подошли на улице, спросили документы, а потом… Потом началась другая жизнь. Окопы, фронт, смерть боевых товарищей. Я стал жить по-другому и эта жизнь мне понравилась куда больше прежней. Я вдруг почувствовал себя по-настоящему нужным. А мужики, с которыми я воевал, совсем не походили на старых дружков. Это – настоящие Люди! Люди с большой буквы!
Он замолчал.
– Вы действительно находитесь в отпуске по ранению? – хмуро поинтересовался Борис. – Только не врите, я ведь могу и проверить…
– Свяжитесь со штабом части, там всё подтвердят, – гордо вскинул подбородок Корнев. – Война многое меняет. Я кровью искупил старые грехи. Скажу больше: к Ольге я заходил для того, чтобы забрать монету и передать её государству.
– Вы знаете, что произошло с Ольгой – куда она пропала? – задал я самый главный вопрос.
Корнев понурился.
– Мне нечего вам сказать… Если честно, я решил, что она просто избегает меня, не хочет встречаться.
Я посмотрел на Райнера. Чекист кивнул – он, как и я, понял, что Корнев говорит правду. Вот только нам от этого открытия лучше не стало. Загадка исчезновения женщины по-прежнему осталась нераскрытой, и мы ни на сантиметр не продвинулись в наших поисках.
– Что будет со мной? – мрачно поинтересовался военный.
– Придите в ближайшее отделение милиции, напишите чистосердечное признание, – посоветовал я. – Думаю, суд учтёт ваши боевые заслуги и то, что вы пришли сами.
– Хорошо. Если у вас больше нет ко мне вопросов, я поднимусь к матери, поговорю с ней и пойду в милицию, – сказал Корнев.
– Вопросов больше нет, – подтвердил я, протянув ему руку для прощания. – Удачи вам, товарищ!
Он улыбнулся и с удовольствием пожал мою ладонь.
Мы с Райнером пошли назад, к оставленной в другом квартале машине.
– Что-то ты, Быстров, размяк! – покачал головой чекист.
– Осуждаешь?
– С какой стати?! – удивился он. – Просто, думаю, рано расслабился. Мы в семнадцатом тоже порой всякой сволочи золотопогонной под честное слово верили, на свободу «их благородий» выпускали, а эти же гады нашим в спину потом стреляли.
– Ты же видел – Корнев изменился. Он явится в милицию, будь спок! – уверенно сказал я.
Борис покосился на меня, но промолчал. Лишь когда до автомобиля со скучающим шофёром осталось несколько шагов, спросил:
– Есть идеи, Быстров?
– Идея одна – если все рабочие версии отпали, значит, надо опять начинать с отправной точки. Едем к дому Лавровой и начинаем методично опрашивать всех, кто подвернётся под руку. Она – женщина видная, красивая. Должна была привлечь к себе внимание. Быть может удастся восстановить маршрут её передвижения в день пропажи.
– Время, – тихо сказал Борис.
– Я знаю, что у нас его мало. Но, прости, иного выхода нет.
– Ладно! – Райнер сел рядом с водителем и назвал адрес.
Шофёр кивнул и завёл автомобиль.
Хотя, что такое пробки, Москва двадцатых прошлого века не знала, но разогнаться автомобилю так и не удалось. То и дело приходилось вступать в «соревнования» с нагруженными подводами или экипажами, не считая пешеходов, принципиально переходивших дорогу там, где заблагорассудится. Не раз и не два водителю приходилось давить на клаксон.
Мысли снова унесли меня к размышлению о будущем. И вроде бы я нашёл применение себе и своим навыкам, но таков уж человек, что желает добиться чего-то большего. В моём случае речь шла не о собственном благополучии, а о судьбе целой страны, той, где я имел честь родиться.