Когда Джун и тут промолчала, он заговорил еще напористее:
— Я смогу получить медицинское свидетельство и все проверить менее чем за час. Мы только попусту теряем время. Скажите, дело действительно так и обстояло?
После долгой паузы девушка сказала:
— Нет, не так… Она… ее шантажировали…
— Почему?
— Я… я не могу сказать.
— Прекрасно, вы не можете сказать, — разозлился Роджер, — вы будете упорствовать, скрывать важные данные, усугубляя тем самым опасность, нависшую над другими людьми. И при том мнить себя героиней, так как я не могу заставить вас говорить. Ошибаетесь, дорогая, я могу посадить вас обоих с Вейтом в камеру предварительного заключения, где вы оба…
— Ее шантажировали потому, что… мой дядя однажды нелегально продал наркотики, — совершенно спокойно сказала Джун, — это случилось много лет назад, и он сделал это один-единственный раз. Если бы это стало всеобщим достоянием, он бы погиб, а у нее разбилось бы сердце…
— Снабжала ли она шантажиста наркотиками из запасов мужа?
— Она…
— Да или нет?
— Я не знаю, — ответила Джун еле слышным жалобным голоском.
19
Неверные данные
И немедленно наступила разрядка в напряженности. Роджеру было ясно, что сейчас он сумеет добиться лучших результатов при помощи «бархатной лепки». Он долго молча рассматривал девушку. Да, она была взволнована, но ей определенно стало легче. Во всяком случае, она больше не избегала смотреть ему в глаза.
— Когда она вам об этом сказала? — спросил Роджер.
— Месяцев шесть-семь назад.
— Шантажировал Питер Вейт?
— Я не верю, чтобы Питер Вейт вообще был в курсе дела, — убежденно заявила Джун. Но мне думается, что квартира Питера использовалась людьми, торговавшими героином и другими наркотиками. Я думаю… полагаю, разумнее все рассказать с самого начала. Когда я узнала, что мою тетю шантажируют, я была крайне обеспокоена.
Роджер прервал ее:
— Вы с ней очень близки, не так ли?
— С тетей Лиз? Да, она мне была… ну, да это неважно… Она меня вырастила, заменила маму…
— Когда вы начали подозревать, что у нее неприятности?
— Два-три года назад.
Джун уселась в кресло.
— Сначала я вообразила, что она нездорова. У нее начались нервные спазмы. Иногда она выходила из себя и поднимала крик по пустякам. Иной раз казалась энергичней и напористей, чем когда-либо. Я подумала, что она слишком много работает. Ведь она вечно была чем-то занята, то один комитет, то другой, то суд. Самая неугомонная женщина в мире! Сначала такие скверные периоды повторялись довольно редко, потом я обратила внимание на то, что если мы с ней виделись либо вечером в понедельник, либо во вторник утром, то она бывала невероятно раздражительной. Когда я спросила у нее о причине, она только фыркнула и ответила, что это глупости. Я стала регулярно приходить каждый вторник и однажды увидела, что к ней явился какой-то человек. Я сумела подслушать, как она кричала на него. Это был мерзкий маленький человечек, но когда он выходил из дома, то он недобро улыбался. Он…
— Он приехал на машине?
— Да.
— Вы заметили марку?
— Это был «Изо». Пару раз, приезжая по вторникам, я его видела на улице возле дома. В этот раз я заставила тетю рассказать мне правду и мне показалось, что она была счастлива хоть с кем-то поделиться.
— Сколько времени тянулась данная история, вы не знаете?
— Нет, она не стала особенно откровенничать. Ее безумно волновало, чтобы не узнал дядя.
— Вы ему рассказали?
— Конечно, нет.
— Что вы предприняли?
— По-видимому, это было глупо, но я попыталась узнать, кто скрывается за этим делом. В следующий раз я последовала за непрошенным посетителем и…
— Ваша тетя знает его имя?
— Она знает его как Брауна. Это единственное имя, которое я слышала от нее.
— Продолжайте, пожалуйста, куда же он поехал?
— В комитет Питера Вейта, — прошептала девушка. Она сидела, крепко сжав пальцы, глаза у нее блестели, как будто ей было страшно.
— Когда я поняла, что это тот самый пастор Пит, я хотела немедленно отправиться в полицию. Конечно, так и следовало бы поступить, но ведь при этом обнаружилась бы тайна дяди и тети. А после целой жизни, отданной тетей Лиз общественной деятельности, унижение было бы непереносимым. Я была уверена, что это ее убьет. Тогда я притворилась, будто сочувствую идеям Компании и хочу им помогать, подумав, что, может быть, мне самой удастся помочь тете Лиз.
Сейчас было не время прерывать Джун и Роджер не стал ничего спрашивать. А следовало бы напомнить девушке, что ее лояльность по отношению к тетке сделало ее слепой по отношению к гражданскому долгу.
— Да, — сказал Роджер.
— Случилось нечто неожиданное, — тихо проговорила Джун.
— Да?
— Я начала уважать Питера Вейта. Когда я впервые встретилась с ним, я ненавидела его до глубины души, но вскоре начала сомневаться, что он знает о подпольной преступной деятельности, проходящей у него под носом. Он производил впечатление такого кристально-чистого, такого убежденного человека, и его «пунктиком» были дорожные катастрофы. Да, я начала чувствовать, что он — святой, а мы все остальные — сумасшедшие. Когда вы подробнее ознакомитесь с его декларациями, они покажутся вам осмысленными. Все, чего он добивается, — чтобы наказания за неосторожную езду были увеличены в десять раз по сравнению с ныне существующими, так чтобы люди не смели быть безрассудными и чтобы все законы против автомобилистов соблюдались.
— Иными словами, влюбились в него? — сухо сказал Роджер. — Когда же это произошло?
— Всего лишь несколько месяцев… Сначала я просто растерялась, что же делать в подобном положении? В помещение Компании имели доступ многие люди. Ключи были не менее чем у шести членов комитета. А может быть, и другие могли войти в квартиру и выйти из нее, даже в отсутствие Питера. Я не хотела ему ничего говорить до тех пор, пока не буду совершенно убеждена, что происходит. Итак, я начала выяснять, кто приходил, когда Питера не бывало дома.
Она так плотно стиснула руки, что у нее побелели косточки.
— Потом я обратила внимание на то, что у некоторых работников комитета странный вид. И я поняла, что они наркоманы. А также и другие люди, которые приходили «справляться», зачастую одни и те же, каждую неделю. И лишь несколько дней назад я сообразила, что это был центр по распространению наркотиков. Вот тогда я действительно растерялась! Я боялась, что если расскажу Питеру, он просто сойдет с ума, а потом откуда мне знать, что полиция поверит в его невиновность? Даже я сама не была в этом уверена!
Роджер мог бы ей сказать, что она ненормальная, но ему было ясно, что творилось у нее в голове. Да, она скрыла свое открытие из верности к нему, а не из страха.
— Сколько членов Комитета оперировало с наркотиками, вы не сможете сказать?
— Но ведь вчера вы же списали их имена и адреса, — ответила Джун.
— Об этом вы никому не рассказывали?
— Никому.
— А Вейт?
— Он просто не смог бы этого сделать. Я все время находилась при нем. Вам должно быть об этом известно.
— Каждую минуту?
— Да, каждую минуту, — настаивала она, — он не мог никого предупредить, что вы заинтересовались Комитетом. Но… да, я знаю, что вчера вечером следили за его квартирой. Я видела этого самого Брауна, он бывал там неоднократно, но как наблюдатель.
— Вы когда-нибудь там встречали неких м-ра и м-с Джексон?
— Нет, но Питер ходил к миссис Джексон, потому что ее муж входит в состав какой-то правительственной комиссии, ведь он пытался всюду заручиться поддержкой. Однако, выяснилось, что он давно знал ее мужа и тот вряд ли захотел бы ему помочь.
— Уверены, что Джексон не появлялся в помещении Компании?
— Да, пока я там бывала.
— Что в отношении мистера Каклиффа? И, особенно, миссис Каклифф?
— Да, какая-то миссис Каклифф приходила несколько дней назад, очень нарядная особа. Больше я ее не видела.
Роджер задал еще много вопросов, но больше ничего путного не выяснил. Наконец, он сказал: