— Мы тебя вырастили, — сказал Кори, когда Акама поставила перед нами десерт.
Он задумчиво набрал пальцем крема с пирожного и сунул палец в рот.
— Ну, вроде как усыновили, — добавил он.
— Опять ты резко! — сказала ему Акама. — Привыкай, что у нас в доме ребёнок.
Я молчал и смотрел на них. А потом отодвинул пирожное и сказал:
— Вроде как своровали.
Поддельные родители искренне вздохнули. Акама села возле меня, и я смутился. Она приобняла меня за плечо.
— Понимаешь, Тайго… — сказала она, и её волосы щекотали мне шею. — Год назад мы решили, что нам пора обзавестись детьми.
— Вроде вы не старые ещё, — буркнул я.
Акама с Кори сначала непонятно заулыбались, а потом не выдержали и рассмеялись.
— Мы купим тебе бигору, — вдруг сказала она, но я не понял, о чём это она. — Как думаешь, сколько нам лет?
Я пожал плечами:
— Тебе восемнадцать… Ну в крайнем случае двадцать пять, но выглядишь молодо. Кори тоже лет двадцать.
— Сколько тебе? — спросила Акама у Кори.
Кори выглянул из-за чашки:
— Сто шестьдесят.
Акама ещё крепче прижала меня к своему плечу, серьёзно посмотрела:
— Понимаешь?
Я замотал головой.
— Так долго не живут, — сказал я. — А если и живут, то своих детей пора иметь. И зачем я вам, я же почти уже взрослый?
Кори отставил чашку в сторону и серьёзно заговорил:
— Тайго, на нашей планете очень долгий цикл развития. Я знаю, ты считаешь, что тебе одиннадцать, но у нас твой год равен восьми нашим. Восемь лет нужно, чтобы младенец достиг твоего одного года, и только через тридцать два года он будет таким, каким был бы ты в три годика… Вот потому у нас и выращивают детей сразу таких… — Кори прищурился. — Повзрослее. С которыми интересно. Этим занимается фирма. Мы делаем заказ, на внешность, на возраст, и за год они выращивают… экземпляр.
— Кори! — возмутилась Акама.
— Человека, — сказал Кори. — Там какой-то очень ускоренный цикл, когда за год создаётся тело любого возраста.
— Да нас просто крадут с Земли!
— Тихо, Тайго, — шепнула Акама и крепко сжала мне руку. — Слушай…
Кори рассказал, что нужно не только вырастить человека, но и воспитать личность. Потому выращивается сразу мозг, который погружают в виртуальную жизнь. Ещё не созданный человек ускоренно проживает десять лет. У него есть мама, папа, иногда братья, сёстры… Он учится в школе, живёт день за днём. Если этого всего не будет, получится попросту взрослый младенец, ничего не понимающий, которого нужно учить с нуля…
Я не выдержал:
— Вы всё врёте! У меня есть мама и папа! Мама боится лягушек! Папа немного картавит! Я живу на восьмом этаже в доме спального района, из окна чуть виден парк, по ночам я слышу железную дорогу! Вы хотите сказать, я всё это придумал?!
Акама всхлипнула. Ну, Акама, не реви, вам просто задурили голову…
— Нет, — сказал Кори. — У тебя была настоящая жизнь. Только виртуальная…
— Почему же моими мамой и папой были мои мама и папа, а не вы? — с вызовом спросил я.
— Говорят, что это нельзя контролировать… — тихо сказал Кори, а потом посмотрел на Акаму. — И правда всё это очень тяжело.
Я опустил голову и глухо сказал.
— Нас везли по степи на газели, плакала Иринка, окна заметало снегом…
— Рождаться всегда тяжело, — тихо сказал Кори.
У меня в голове всё смешалось. Ну не может моя память быть неправдой! Вот я иду по весенней луже босиком, натыкаюсь пальцем на стекло… Вот бегу домой с охапкой осенних листьев… Мама жарит оладьи, я вдыхаю их запах и прижимаюсь к маминой руке… Это всё правда, правда!
С Кори говорить бесполезно.
Я повернулся к Акаме:
— Понимаешь, Акама, нас просто стянули из наших семей, своровали, к каждому из нас приплыл чёрный шар, понимаешь, Акама, чёрный шар! — я увидел, как пугается Акама и продолжал. — Это страшно, Акама! Нас усыпили, но я помню, что мы летели! Эта ваша фирма, она просто похищает детей с Земли и доставляет на космическом корабле к вам на Тальму!
— Тайго, Тайго! — в отчаянии крикнула Акама. — Жизнь существует только на Тальме! Нет больше обитаемых планет! Инопланетян не существует!
Получается, это я — тот инопланетянин, которого не существует?
Я спохватился — ведь можно доказать им, что нас выкрали! Поспешно стал стягивать носок и положил ногу прямо на стол, чтобы всем хорошо было видно.
— Видите? Вот вам шрам! Порезался в пять лет, сильно!