Они стояли во всё том же прямом коридоре, ни на шаг не продвинувшись к занавешенному окну, однако теперь на двери, на которой совсем недавно поблёскивала «47» теперь змеилась «41».
— Какое интересное решение, — промолвил немолодой. — Это вам.
Шваркнув по его бугристой ладони, как по пемзе, Александр принял протянутый ключ. Владелец убрал руки за спину и оттого будто бы поклонился.
— Отдайте потом на стойку регистрации, или лучше оставьте в замке.
— Вы… оставляете меня?
— О, нет! — На дне улыбки старика промелькнуло нечто невыразимо нежное и печальное. — Но дела зовут в другое место. Тут у нас разгар одной очень важной конференции.
— Не знаю, — повернулся к двери писатель. — Вдруг он уже разлагается?
— И я не знаю, — развёл руками немолодой. — Принимайте решения, Александр — сами почувствуете, как мир станет чуточку податливее. Тем более, выходит у вас интересно.
Старик пожал ему плечо своей не забывшей грубую работу ладонью и беззвучно ускользнул в лифт, который уже с лязгом и грохотом пополз вниз. Александр смотрел всё это время на ключ. Взвесив его в руке, словно он был тяжелее раз в десять, писатель решил для начала проявить такт. Но стук, стук, удар кулаком так и повисли без ответа. Что ж, это всё равно для самоуспокоения…
С последним щелчком дверь приотворилась, дохнув в Александра азбукой переспело-телесных ароматов. Свет из коридора шатко вполз внутрь, застыв на полоске бордового ковролина. Затем ступил сам Александр, стараясь дышать как можно неглубоко. Рука с первого раза, по-хозяйски, нащупала выключатель; номер стал чуть просторнее.
Отсутствие окон особенно подчёркивало предельную бюджетность обиталища. Кровать растеклась по нему одним нестираным пятном, оставляя место лишь двум бордовым тропинкам у стен; одна вела к шкафу, а другая в уборную. Первым делом Александр осмотрел, конечно же, её растёкшееся величество. Перевернул одеяла с твёрдым от пыли пододеяльниками, опустился, чтобы заглянуть под низ, но — ничего, кроме нескольких увядших носков. В шкафу, что опасно затрещал, стоило тронуть дверцу, был лишь комплект чистой отутюженной одежды, тщательно замотанной в два пакета. По пути в уборную пришлось пригнуться — телевизор на расхлябанном кронштейне в стене клонило к полу. Шли, успел заметить писатель, очередные сводки из Папуа — Новой Гвинеи. Сегодня галстук ведущего отливал импульсивно-оранжевым.
Уборная представляла собой квадратную трубу, куда набили унитаз и гробоподобную душевую. Зеркало с пробитой полкой висело прямо над сливным бачком. От Евгения не было и волоска.
«Вот так так…»
Похоже, старый друг улизнул, да так виртуозно, что персонал уверовал, будто он сиднем просиживает взаперти. Глядя на ветхую запущенность гостиницы даже в центре города, можно предположить, что камеры здесь натыканы в лучшем случае в вестибюле.
Что делать? Уйти? Но куда? Остаться? Александр окинул взглядом убогое жилище без окон и покачал головой. Полиция рыщет повсюду, гостиницы будут проверять в первую очередь, тем более администратор внизу знает его в лицо и по имени. Задерживаться нельзя, но куда бежать-то?
Писатель сходил за ключом, заперся изнутри и сел на краешек кровати. Что он знает о происходящем? Ему, как и друзьям, пришло письмо с предложением покинуть отрезанный от окружающего мира город. Содержание письма он знает только со слов Кента. Кент же и настраивал его всю дорогу против правоохранителей, что ожидаемо, с его-то прошлым. Казалось бы, бред воспалённого ума, но тот эпизод с соседкой… Сам он полицию у Петровой крепости не видел, но зачем охраннику врать? Похоже, что была. Совпадение?
«Я чувствую, чувствую, что не должен покидать город, особенно в этот тяжкий период… Если бы соседку уводили на допрос обо мне, то не в одном халате и не насильно».
Как же гадко осознавать, что на своём микроскопическом уровне бытия ты не знаешь ничего! Но что делать? Довериться Кенту? После того, что он сотворил в прошлом?
Александр огляделся и понял, что упускает нечто очевидное здесь и сейчас. Если сложить запах, который после закрытия стал заметно валить с ног, и отсутствие личных вещей, выходит, что Евгений после долгого пребывания смылся. Но содержимое шкафа… Уйти и забыть целый комплект одежды, будучи гостем города практически без имущества?
Рассветов обошёл кровать, достал свёрток и начал его распаковывать. Внутри даже нашлось несколько чистых трусов и маек. Он пошарил в карманах, чтобы найти хоть какую-то наводку, куда мог запропаститься старый друг, но всюду было пусто. Вещи были, похоже, из стирки. Снова тупик.
Александр вновь зарылся в шкаф — может, упустил чего, — пока не нащупал в глубине нижней полки ключ. Газовый. Он повертел в руках неуместную штуку и призадумался. Единственное место, куда его можно приложить… Но пропыхтев в туалет, писатель передумал. Тайники в унитазе? На всякий случай он заглянул в бачок, смыл воду, но не обнаружил ничего особенного.
«А ещё я не проверил кровать».
Свыкнувшись с мыслью, что внутри могут кишеть какие угодно паразиты, Александр надел перчатки из комплекта Евгения и начал неловко потрошить наволочки, пододеяльник, затем содрал простыню с матраса, прощупал как мог подушки и одеяло… Нет, ничего, кроме запаха и пыли. Даже вшей. Пожав плечами — «раз пошёл, то до конца» — Рассветов поднатужился и приподнял матрас. То, что предстало его взору, заставило ослабить хватку и прищемить себе пальцы о корпус кровати. Собравшись с силами, он оттащил матрас в сторону и протёр взмокший лоб изгибом локтя.
«Ага!»
Значит, не показалось. Всё это время внизу, почти вровень полу, таился грубо сваренный люк. То, что было у него вместо ручки, не оставляло сомнений, зачем здесь газовый ключ. Только отогнуть пару дощатых лат у кровати, чтоб не мешали…
«Ну и конкурсы у тебя, Майер!»
С натугой и отвратительным шумом открутив это подобие вентиля, Александр с не меньшей натугой поднял сам люк. Внутри, сквозь коряво прорубленную шахту, проглядывался кусок точно такой же комнаты. Одна незадача, лестницы даже не предвиделось, а спускаться, хватаясь за ошмётки торчащих труб и кабелей…
— Евген! — позвал он в прорубь. — На месте?
Изнизу раздался отчётливый щелчок ружейного затвора.
— Эй! Друзей забыл, поганище лесное? Это я, Саня Рассветов!
Александр полагал, что старая университетская шутка убережёт его от опрометчивых выстрелов — если человек внизу и правда был Евгением. Если нет… что ж, он запоздало, но отшагнул от люка.
— С…Саня? — шаркнул из проруби голос того, кто молчал слишком долго. Следующие несколько секунд человек заливисто прочищал горло. — Весна третьего курса. Окрестности универа. Что мы обсуждали, что ты посоветовал напоследок?
— Тебе?
— Не себе же!
Александр даже растерялся. В те беззаботные времена они общались столь плотно, что выделить конкретное было как каплю из давно утёкшего потока. Что тогда волновало старого друга? Учёба? Как раз с третьего курса — нет. Девушки? По тому, как он их обсуждал, видно было, что это не более чем увлечения — искренние, но мимолётные. Каша из философских тем от политики и женских задниц до категорий морали и влияния культуры на эстетику? Аргх! Что важного происходило на третьем курсе? Весна… Весной они, кажется, начали ходить на турнички возле футбольного поля. Ну, конечно!
— Обсуждали, как ты разжирел за последний год. А посоветовал я несколько упражнений для пресса и не налегать на мучное.
— Разжирел, значит? Тогда ты сказал «несколько лишних килограмм».
— Одно другого не исключает.
— Саня… — проговорил Евгений, словно вспоминая, как говорить имя друга. — Погоди минутку.
Повозившись немного за пределами видимости, он разложил внушительную стремянку.
— Держу!
Примерившись, Александр понял, что надо повиснуть на руках, нащупывая вершину ногой. Обратно придётся прыгать… Евгений криком сообщил, что Александр промахивается. Писатель поставил ногу куда надо; осторожно перенёс на неё вес. Порядок, держал старый друг на совесть. Спуск прошёл почти уверенно. Внизу, когда Рассветов достиг пола, Евгений заговорил: