***
Видела бы его девочка, когда Марковцев набрал форму породистого скакуна: сила, ловкость, грация. А лучше уж взглянула на него десятью годами позже, когда он бил морду своему шефу прямо в кабинете начальника, когда разум затмила ненависть, а честь перла наружу.
Одно время Сергей был приставлен к замначальника 10-го управления Генерального штаба и исполнял при нем функции телохранителя. Генерал-лейтенант Иванян страдал по женскому полу, и Марковцев лично поставлял ему шлюх в кабинет, на дачу, на время выходил из машины... Он имел отличного напарника, приличное жилье, красивую жену. Очень красивую. Но преданности оказалось больше в напарнике, шепнувшем ему, что... Когда Сергей вломился в кабинет генерала, в полуобнаженной женщине, раскинувшей ноги на широком диване, не сразу узнал свою жену. Черные чулки на поясе и контраст белого тела, наполовину опущенный кружевной бюстгальтер - все это было знакомо, но только по отношению к многочисленным шлюхам шефа, у жены подобной упряжи он никогда не видел.
У Сергея с женой было что-то наподобие любовных игр, но свое, какое-то родное, чего с избытком хватало обоим. Ни свечек, ни роз с призывно распускающимися бутонами. Ему хватало ее влажных волос, короткого халатика, который открывал ее красивые бедра, изящной походки ее босых ног по ковру, просто взгляда из-под ее длинных ресниц.
Ей же захотелось чего-то новенького, острых ощущений. И в тот день она получила их много.
Марковцева хорошо натаскали в тренировочных лагерях. Он с легкостью танцора скользнул к шефу, стоящему на коленях перед его женой. Левой рубанул генерала в шею и, ухватив за подбородок, резко приподнял грузное тело. Развернув его к себе лицом, Сергей чуть оттолкнул босса и той же левой провел мощный боковой в голову.
- Одевайся! - Он ногой пихнул к жене валявшиеся на паркетном полу трусики. Огляделся в поисках платья. Но наткнулся лишь на ее длинный серый широкий плащ. - Мило, - процедил он сквозь зубы. И едва сдерживался, сжимая и разжимая кулаки.
Иванян, в прошлом неплохой боксер, хорошо держал удар; позади Марковцева раздался его голос:
- Сергей, погоди, так нельзя. Мы оба потеряли голову. Я потерял. А член думать не умеет.
- С меня литр, - бросил Марковцев напарнику, выведя жену из кабинета и прикрыв за собой дверь. - За каждый раз, который вспомнишь, еще литр. Ну! поторопил он товарища.
- Только литр, Сергей. Это в первый раз.
- Меня бережешь или свои зубы?
Марковцев так и не поверил, что та связь была единственной, ей предшествовали десятки случек, о чем говорил плащ с сюрпризом, под которым обнаружилась поношенная сбруя. Невозможно было представить, что жена пришла к генералу в таком виде впервые. А что и как было до этого? В машине, на роскошной даче Иваняна; и первый раз наспех и с таким же поспешным бегством жены, искусственно сгорающей со стыда, с мокрыми от поцелуев губами и влажными бедрами. Потом стыдливо опущенные глаза, уже не противящиеся губы, податливая грудь, безвольные бедра - теперь можно, потому что уже был первый раз. А третий - чуть нетерпеливый, и он же, несмотря ни на что, новый, неистовый.
"Сука! Какая же ты сука, генерал! - бесновался Марковцев. - Ты не ее, ты меня сношал".
Что он вытворял с ней! Фантазия проделывала над Сергеем немыслимые вещи. Ревность и сейчас хлестала так, будто не было этих лет.
Тогда он ушел, так и не объяснившись с женой, не выяснив, как и с чего у нее это началось. Был порыв вернуться и снова жить вместе, но он быстро потонул в ненависти вперемешку с презрением, с живописным видом собственной башки, украшенной армянскими рогами. Вот главная подлость: АРМЯНСКИМИ. В полусумасшедших мыслях он добрался до хилых рожек, русских, родных, но злоба только усилилась. Вот это поимел его армянин! Вот это протянул его "через года и века"! - и до сих пор слышится где-то позади издевательский, спортивно-армянский голос: "Эй, сохатый! Лыжню!"
***
- Вот так часто я заглядывал в прошлое - далекое и не совсем, закончил Марковцев. - А теперь, Люда, скажи, что это было не смешно.
Пораженная, женщина долго молчала.
- Смешно?.. Я не знаю... - Она снова взяла паузу и возобновила разговор, переходя на "ты". - Ты это придумал?
- А тебе самой как больше хочется?
Опять пауза. Затем ее возбужденный шепот:
- Сейчас мне хочется, чтобы все это оказалось правдой.
"Извини, Вовка", - Марк не в состоянии был противиться, когда Людмила обвила его шею руками и первой нашла его губы.
Это был первый его за два года поцелуй.
Свободной рукой Сергей смел со стола остатки завтрака и усадил хозяйку на краешек. Не по размеру свободные брюки шефа буквально упали с него.
Он без особого труда угадывал, что нужно этой женщине. Вряд ли толстяк Эйдинов хоть раз рвал на ней блузку, поднимал ее юбку так, чтобы трещали швы. А юбка была с сюрпризом - трусиков под ней не оказалось.
- Какая же ты сука! - шепнул он ей.
17
Эйдинов вернулся домой в восьмом часу вечера. Повесив на вешалку дорогой кожаный плащ и сняв ботинки, полковник бросил взгляд в зеркало: щеки красные и... толстые. Похож на Калягина: "И жрать хочется, и худеть хочется".
- Как прошел день? - Люда появилась в прихожей: юбка, кофта, прическа, улыбка. Улыбка. Не часто он видел ее последнее время.
- Нормально. Как гость?
Она пожала плечами.
- Что-то пишет в комнате. Даже обедать не вышел. - Людмила подставила для поцелуя щеку и указала на огромный полиэтиленовый пакет в прихожей. - А это что?
- Одежда для нашего гостя. Ужин готов?
- Сейчас разогрею.
- Давай. А я переговорю с Сергеем.
Эйдинов ушел. Теперь зеркало показывало Людмилино отражение. Во взгляде ее появился какой-то плутовской оттенок, словно перешедший от Сергея. Тревога, залегшая под глазами, граничила с не поддающимся описанию чувством азартной погони и преследования одновременно.
***
- Откуда вещички? - В вытянутых руках Марк рассматривал плотный пуловер светло-серого цвета.
- Лучше не спрашивай. - Хозяин ослабил узел галстука и опустился в кресло. - Суббота, а работы невпроворот, - устало пожаловался Владимир Николаевич.
Сергей оставил ворчание хозяина без внимания, облачился в рубашку и сменил брюки.
Эйдинов внимательно наблюдал за ним. На правой руке агента он заметил три пулевые отметины, полученные им при задержании. Его брали живым и стреножили, не дав произвести ни одного выстрела. Впрочем, стрелял бы он вопрос спорный. Марк мог убить заложника, но не стал делать этого.