В каждой камере, мимо которой они проходили, кто-то выкрикивал библейскую риторику, политические заговоры или рассказывал об инопланетянах или демонах, отравивших их разум. Профессор Локк считал пародией на правосудие то, что кто-то из этих людей был официально признан вменяемым, хотя и подозревал, что многие из них сошли с ума во время заключения. В этом тоже не было ничего необычного.
Они остановились перед одной из немногих тихих камер на этом этаже. Командир указал на узкое окошко в двери, и профессор заглянул за запертый стальной люк в камеру. Джозеф Майлз лежал лицом вниз на полу, отталкиваясь от пола на костяшках пальцев, делая отжимания с машинной повторяемостью. Его лицо было напряжено от сосредоточенности, зубы стиснуты, лоб наморщен, со лба капал пот. Мышцы его плеч и трицепсов вздулись, словно готовые прорваться сквозь кожу. Вены и пульсирующие капилляры змеились по его рукам, как дождевые черви. Он выглядел таким же опасным, как и в тот день, когда его привезли сюда. Его мускулы уже не были такими большими, как раньше. С тех пор, как его перевели в супермакс после эпизода с моделью, у него не было доступа к тренажерам, но он успешно импровизировал. Теперь его тело стало стройнее, тверже, словно высеченное из окружавших его стальных и бетонных стен.
Джозеф смотрел прямо перед собой, продолжая бесконечную серию отжиманий. Он смотрел сквозь стальную дверь, сквозь профессора и охранника, казалось, даже не замечая их присутствия. Профессор вздрогнул. Джозеф выглядел еще более безумным, чем обычно. Он думал, что они добились прогресса в лечении расстройства Джозефа, но не мог не усомниться в этом. Человек, потеющий и напрягающийся по другую сторону двери, выглядел каким угодно, но только не мирным и уравновешенным. Он выглядел так, словно готовился к войне.
- И давно он этим занимается?
Охранник пожал плечами.
- Полчаса. А может, и дольше. Примерно за полчаса до этого он делал приседания, а еще раньше – скручивания, а еще раньше – какие-то подтягивания с помощью простыни, привязанной к металлической полке на стене. Он будет продолжать тренировку в течение нескольких часов.
Профессор кивнул, прищурившись и поглаживая усы на подбородке, изо всех сил стараясь скрыть свое беспокойство.
- И как давно это продолжается? - спросил он.
- С тех пор, как его перевели сюда из психиатрической больницы штата четыре года назад.
С тех самых пор, как эта сумасшедшая шлюха из его художественного класса отрезала себе сосок и скормила его ему, подумал профессор.
Профессор Локк заглянул в маленькую камеру без окон. Там был унитаз из нержавеющей стали без крышки, раковина, табурет, привинченный к полу, встроенные металлические полки, койка, привинченная к стене, с простыней и подушкой на ней и телевизор без пульта. Кроме этого, единственной мебелью или украшениями в комнате были несколько картин, которые создал Джо, используя растворенные леденцы в качестве красок, и почти дюжина обувных коробок, перевязанных бечевкой. Коробки были заполнены письмами от поклонников. Сотрудники тюрьмы перехватывали большую часть его писем и редактировали те, которые могли. Те, которые не могли быть переделаны во что-то подходящее для заключенного с психическими отклонениями, были уничтожены. На каждое письмо, которое они доставляли Джозефу, приходилось пять уничтоженных писем. Большинство писем были от мужчин и женщин, которые признавались ему в любви, просили Джозефа жениться на них, оплодотворить и даже съесть живьем. Профессор Локк построил свою карьеру на изучении специфических патологий психически больных убийц. Тем не менее, даже он был потрясен тем, насколько культура не только воспитала и взрастила этих монстров, но и прославила их. Если бы он слишком долго думал о том, как безумен мир, то сам оказался бы в одной из этих камер.
- Я не собираюсь вытаскивать его оттуда в одиночку. Мне нужно вызвать еще одного охранника, - сказал большой охранник, демонстрируя неподдельный страх. Уже не в первый раз профессор Локк задался вопросом, было ли его собственное бесстрашие по отношению к Джозефу Майлзу следствием объективных наблюдений за поведением этого человека и его общей клинической отстраненности или же просто глупостью.
5
Супермакс был сущим адом даже для суперхищника. Джо на мгновение замер, обливаясь потом. Каждая мышца его тела горела молочной кислотой. Он изучал каждую мышцу, пока она сокращалась и расслаблялась. Он знал, что потерял довольно много мышечной массы, но почему-то чувствовал себя смертельно опасным со своим худощавым, крепким телосложением. Как большой хищник семейства кошачьих, кошка из джунглей. Чем сильнее он себя чувствовал, тем больше тестостерона накапливалось в его теле, и тем сильнее становилось желание трахаться и убивать. От полного безумия его спасали только ежедневные дозы ингибиторов серотонина.